Он вздыхает в трубку, и я знаю, что мне удалось его убедить.
– Он поедет завтра в Корнуолл с Джеффом и Лейлой и отвлечется, – говорю я. – Джефф будет держать меня в курсе, а Зак сможет позвонить нам, когда сам будет к этому готов.
– Ладно, если он сам этого хочет. Но пиши мне, как только будешь получать новости от Джеффа.
– Конечно.
Голос у меня прерывается. Я почти поверила в собственную ложь: Зак уехал, но он в безопасности и вернется повеселевшим.
– С тобой все хорошо, ты уверена? – спрашивает он.
Я впервые скучаю по Адаму с тех пор, как мы расстались. Не по форме его чуть припухлых губ или ощущению его тела под одеждой, а по его силе; ощущению безопасности, которое было у меня рядом с ним.
– У меня всегда все хорошо, если у Зака хорошо. Пока.
Я вешаю трубку и откидываюсь на спинку кресла, чувствуя, как меня охватывает чувство одиночества. Одиночество преследовало меня всю жизнь, пока не появился Зак. Даже когда мы с Адамом поженились, я замыкалась в себе, не впуская никого внутрь. Но Зак разрушил эти стены. Теперь у меня нет моего спасательного круга. Я сижу и чувствую, как меня уносит в открытый океан и как снова подступают слезы.
Мишка заходит в гостиную, принюхиваясь к запаху чужих людей на полу, и начинает лизать кровь на ковре. Я вскакиваю, чтобы его остановить, и тут на журнальном столике начинает вибрировать второй телефон. Я нерешительно беру его в руки. У меня колотится сердце, резкий белый свет режет глаза. На экране сообщение.
Не насочиняйте слишком много историй, доктор Джонс.
Одна ошибка – и все выйдет из-под контроля.
Телефон у меня в руке снова вибрирует. Еще одно сообщение.
А расплачиваться будет Зак.
Еще одно сообщение, на этот раз с фотографией. Телефон чуть не падает на пол. У меня из горла вырывается звук, то ли резкий вдох, то ли вой.
Это Зак.
Он свернулся в позе эмбриона, крепко спит на каких-то старых пыльных одеялах на цементном полу темной комнаты, освещенной только вспышкой камеры. На нем школьная униформа, которую я приготовила для него сегодня утром, а светло-золотые волосы топорщатся в разные стороны. Но заснул он не по своей воле: из тыльной стороны его маленькой бледной ладони торчит катетер. Прозрачная трубка уходит за границу фотографии.
Они дают ему снотворное.
Мою руку жжет очередное сообщение. Я едва могу его прочитать из-за слез.
Я убью их, если еще раз увижу. Голыми руками выдавлю из них жизнь по капле. Я двигаюсь по инерции, не задумываясь, подбираю сумку с пола и беру ключи: старую связку из сумки, новую с журнального столика. И бегу к машине.
А на подъездной дорожке замираю. Стоит мне сесть в машину, как начнет тикать трекер, отслеживая каждый мой шаг. Они уже видели, как я открыла дверь и выбежала на улицу. Что бы я ни сделала или ни сказала, это не ускользнет от их неусыпного внимания. Я даже не знаю, где их искать. Я закрываю лицо руками.
Я не справляюсь. Я даже не понимаю, что делаю.
Мишка вышел за мной на улицу; я слышу, как его когти стучат по подъездной дорожке, а нос обнюхивает газон. В темноте раздается скрип, и я резко поворачиваю голову на звук.
Дверь дома Полы распахнута. Ключ в замке, там, где я его и оставила, по крыльцу разбросаны комья земли, лавровое дерево лежит на боку.
Скоро мне позвонит из Австралии ее дочь, чтобы узнать, как ее мама, почему не подходит к телефону. Утром люди с собаками, которые ходят через наш переулок в лес, пройдут мимо ее дома и увидят, что дверь раскачивается на петлях, а на крыльце беспорядок. Они позвонят в полицию, решив, что это ограбление, полицейские приедут проверять дом.
И найдут везде мои отпечатки.
Я делаю большой глоток холодного ночного воздуха и вытираю щеки. Если я хочу вернуть своего сына, нужно убраться на крыльце и создать впечатление, что все в порядке.
Я должна сделать вид, что не было никакого похищения.
7
Анна
Остается 27 часов
Пятница, 5 апреля 2019 года, 07:19
Я не спала ни секунды.
Сижу за своим столом в больнице и смотрю на свое отражение в стекле рамки для фотографий. От стресса я постарела за последние двенадцать часов на двенадцать лет.
Кожа у меня посерела, щеки кажутся впавшими из-за теней, залегших под скулами. Перед тем как начать убираться в доме Полы, я стянула волосы в скособоченный хвост. Снимаю резинку и распускаю волосы.
Я убиралась до рассвета. Сначала в доме Полы, потом в своем. В темноте подмела ступеньки крыльца, пропылесосила ковер в прихожей и в гостиной, высыпала содержимое пылесборника в пакет для мусора, потом прошла везде, где побывала раньше, протерла каждую ручку, каждую поверхность, которой касалась. У себя в гостиной я терла кровавые пятна на ковре, пока губка не покрылась розовой пеной, а ноздри у меня не начало щипать от запаха пятновыводителя.
У меня на столе раскрыта медкарта Ахмеда Шабира. Перед тем как поехать в больницу, я только заехала на заправку, чтобы купить сегодняшних газет, и с тех пор пытаюсь понять, как человек, которого мне приказано убить, оказался замешан в таком темном деле. Сначала я думала забить его имя в поисковик, но потом вспомнила, что полиция может отследить такие вещи.
Я все это время действую так, как будто собираюсь сделать то, что приказано.
Но я не стану этого делать, конечно нет.
Шабир появляется едва ли не на каждой передовице: левые газеты пишут о нем как о нашей единственной надежде; правые разносят в пух и прах. Судя по тому, что я читаю, Ахмед пользуется популярностью у прессы благодаря своей кампании по ужесточению мер против наркотрафика в Лондоне. Рэдвуд раньше служил воротами в сердце Лондона для наркоторговцев, но крестовый поход Шабира и последовавшее за этим ужесточение законодательства привело к тому, что многие, кто был связан с наркотиками, сели в тюрьму. Сейчас он обещает применить те же методы на общегосударственном уровне, если возглавит партию, в результате чего количество уголовных преступлений должно резко сократиться.
Так дело в наркотиках? Все это происходит с нами из-за наркотиков?
Я, наверное, оказалась идеальной мишенью для похитителей. Только что осталась одна с ребенком, живу в Рэдвуде всего год, все наши друзья и родственники остались в Лондоне. Наш дом стоит в пустынном переулке, куда редко забредают случайные прохожие, и слишком далеко от других домов на улице, чтобы кто-то мог что-то услышать. Они забрали Зака накануне запланированной заранее двухнедельной поездки, во время пасхальных каникул, когда дети не ходят в школу и их отсутствие нельзя заметить. Адам как раз уехал в командировку, и я была совершенна одна, если не считать соседки Полы, вдовы, единственные родственники которой живут на другом конце света.