По расширившимся от ужаса глазам девушки Левченко понял, что попал в точку – она так спешила избавиться от улики, что не подумала о такой мелочи, как отпечатки пальцев.
– Что же вас дружок-то не проинструктировал?
– Ка-какой дружок? – пролепетала Веткина, не сводя глаз с пакета.
– Так Карманов же, Виталий Егорович. Ведь это с ним вы так лихо людей научились резать?
– Я никого…
– Да понятно, – отмахнулся Саша, – вы никого, Карманов никого, а на ноже отпечатки – наверняка и ваши, и его.
– Я не знаю никакого Карманова…
– Не усугубляйте, Анна Дмитриевна. Не зря вас наша наружка столько времени водила. И снимочки имеются – вы и господин Карманов в его шикарном авто, на прогулке, у клуба, где вы ножевым боем занимались, – да много таких мест. Так что не берите лишнего себе, вам и так хватит.
Веткина вдруг осела прямо на асфальт, закрыла лицо скованными руками и зарыдала в голос, как ребенок, всхлипывая и приговаривая:
– Я не хотела… не хотела… я ему говорила – не надо, не надо, нам и так хорошо… я Николя не убивала, это Ветал…
– Кто у нас такой – Ветал? – не сразу понял Левченко, едва разбирая ее бормотание. – Карманов, что ли?
– Да… он так себя называл в интернете на сайтах…
– И чем Веталу не угодил несчастный итальянец?
– Он не хотел деньги снимать с карты… отказывался… но я его не трогала, клянусь… я не хотела, чтобы так…
– А остальных за что? Быстро, быстро, Анна Дмитриевна, скорость признаний пойдет вам только в плюс, не будем затягивать.
Веткина убрала руки от заплаканного лица и с надеждой посмотрела на оперативника:
– Я все расскажу… мне ведь это поможет, правда?
– Сесть все равно придется. Давай, колись, по-дружески советую.
– Ветал денег хотел – много… отец ему столько не давал. Ну, он и придумал – на квартиры нападать, где живут бизнесмены всякие.
– А бомжа и гастарбайтера зачем зарезали-то?
– Ветал боялся, что я в полицию пойду… сказал – мы должны кровью повязаться, мол, это даже крепче, чем брак…
– И ты купилась, дурочка?
– Я… я его боялась… – облизнув губы, прошептала девушка. – Я же видела, как он Николя убил – не раздумывая, ударил ножом несколько раз – и все… Мы же не думали, что трупы до конца не сгорят…
– Да, всего не предусмотришь, – сочувственно сказал Левченко. – А про то, сколько вам дадут, Бонни, когда поймают, твой Клайд тебе не сказал? Или он сам знал, что соскочит, папа вытащит? Если так, то расклад для тебя неудачный, подруга, – поедешь на всю катушку. А он себе новую Бонни найдет. Гаврилова тоже вы грохнули? Быстро, ну?
– Да, – снова зарыдала Анна. – Я не хотела… он нож в столе увидел… Ветал сказал – нужно убрать, иначе сдаст…
– Где вы его убили?
– У него дома… а труп Ветал с Харитоном в ванне распилили… решили в офис привезти и рыбам скормить…
– Как вы смогли затащить сумки в офис и на камеры не засветиться?
– Вторая лестница камерами не оборудована… – Веткина тряслась от рыданий, а Левченко, бросив взгляд на стоявшего рядом охранника, увидел, что тот вот-вот грохнется на асфальт:
– Алло, друг, ты в руках-то держи себя, – громко рявкнул Саша, приводя охранника в чувство.
– Офигеть можно… – моргал тот длинными ресницами. – Как людоеды, честное слово… на куски человека – и рыбам…
– Так, все, очухался? – перебил Саша. – Не мешай мне тогда, постой в сторонке. Голова где? – обратился он к по-прежнему рыдавшей Веткиной.
– Дома у него… в холодильнике…
– Что ж вы за уроды-то такие, а? Хуже зверей… – Саша почувствовал, что не может сдерживаться и вот-вот сорвется.
– Я не хотела… честное слово…
Наконец приехали полицейские, Саша вкратце описал ситуацию, и Веткину увезли в СИЗО, а вечером она уже сидела в комнате допросов перед Леной Крошиной. Левченко же опрометью помчался в бюро судебно-медицинской экспертизы к Николаеву, чтобы как можно скорее получить отпечатки с ножа.
Лена же смотрела на сжавшуюся Веткину и никак не могла начать разговор. Она не понимала, что толкнуло эту девушку к отпетому мажору Карманову, когда за ней так увивался ее начальник Гаврилов. Разве можно было сравнить эти отношения? Но… некоторых женщин неудержимо тянет к «плохишам» и к тем, кому они совершенно не нужны, уж это-то Лена понимала отлично.
– Ну что, Анна Дмитриевна, будем явку с повинной оформлять – или на всю катушку пойдем? – спросила она наконец, когда поняла, что может уже разговаривать с этой странной девицей.
– Вы хотите, чтобы я Ветала предала? – тихо спросила Анна, опустив голову.
– Да вы его уже сдали с потрохами. Но вот поверьте моему опыту – он, когда его задержат, не станет церемониться и вас покрывать, наоборот – еще постарается на вас побольше повесить. Ножом вы владеете? Да.
– Но он ведь тоже… даже лучше меня…
– Стоп, – поморщилась Лена. – То есть? Никто не видел гражданина Карманова занимающимся в вашем клубе, а вот вас видели неоднократно.
– Да он в частном порядке занимался, индивидуально с тренером! И умел куда больше, чем мы все – его сразу учили боевым ножом работать, а не деревяшкой! Это Ветал первым всегда бил, а потом уж меня заставлял…
– Так-таки и заставлял? Все пять раз?
– Почему – пять? Я Николя не трогала!
– А Гаврилова, значит, трогали? И как – рука поднялась, все нормально? Человек вас любил, ухаживал – а вы его ножом в грудь? Ничего не мешало?
– Мне пришлось… понимаете, пришлось. Он нож у меня в столе увидел, видимо, догадался… Я не хотела этого, честное слово, не хотела… я этот нож украла у Ветала, хотела выбросить, чтобы поменьше улик… а Гаврилов увидел. Что мне было делать? Я думала, что мы с Веталом теперь уедем, денег много было. Харитону бы долю отдали – и смотались подальше… а тут – это…
– Харитон – это кто у нас? Харитонов Максим Викторович, сотрудник вневедомственной охраны?
– Да…
– Это он помог квартиру Кравчука ограбить?
– Да… когда Гаранин Веталу про нож этот китайский рассказал, тот прямо загорелся весь – хочу, говорит, такой, и все. А Харитон предложил в квартиру к этому Кравчуку влезть – у него же была возможность дубликат ключа сделать. Он Веталу комплект формы принес, чтобы на всякий случай… Они тихо все сделали, Кравчук на даче был…
– Почему именно этот нож понадобился Карманову?
– Понимаете… там лезвие такое… с зазубринами, следы оставляло. Вроде как почерк… – объяснила Анна, и Лена внутренне содрогнулась – в голосе девушки не было ни раскаяния, ни страха, ничего вообще. Просто констатация факта – хотели приметный нож, чтобы выделиться особым «почерком».