Три мальчика – три брата, не связанные кровью, но выбравшие друг друга.
Я, мать его, знаю, кто они.
– Да, ты наверняка знаешь, – продолжает он, потому что я молчу. – Но что, как тебе кажется, ты знаешь о моей семье? – Он пристально вглядывается в меня. – О моем имени?
У меня тут же вырывается смешок, и я закатываю глаза.
– Пожалуйста, прелестный мальчик. Скажи, что ты не настолько тупой, чтобы думать, что я на это отвечу? – Я наклоняюсь вперед, чтобы встретиться с ним взглядом. – Может, я и сижу сейчас на твоем диване, но не будь идиотом, думая, что я там, где хочу быть.
– Советую тебе поработать над тем, чтобы это поменять – ты там, где должна быть.
– Обойдусь как-нибудь.
Он издает тихий смешок, опуская подбородок.
– А ты знала, что именно юрист Грейвенов отправил Ролланда Брейшо за решетку?
Я не отвечаю ему ни единым словом или движением, и он кивает:
– Да, ты знала. Но знала ли ты, что этим юристом был мой отец?
Мне стоит невероятных усилий сохранить невозмутимое выражение на лице, в то время как каждый мой мускул напрягается.
– Не-а.
Вот же дерьмо. То есть это не какой-то Грейвен засадил их отца, а отец Коллинза?
– Дело даже не дошло до суда. – Он ухмыляется, увидев, что я хмурюсь – от моего безразличия на лице не осталось и следа. – Папаша Брейшо отрицал все-все-все, до самой последней секунды. Но прямо перед заседанием суда он вдруг запел другую песню, признал вину и пошел на сделку.
– Может, у него проснулась совесть.
– Или, может, у него появилась реальная причина признаться в преступлении, которое, как он клялся, он не совершал. – Он приподнимает бровь.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сглотнуть, и вместо этого делаю вид, что он меня заинтриговал.
– И что же это могло быть?
Он самодовольно ухмыляется, словно посвящен во что-то, что мне недоступно, поднимает бокал и опрокидывает в себя его содержимое. Потом встает.
– Ну, теперь если кто здесь и тупой, так это ты, если ты и вправду думаешь, что я тебе все расскажу. Хотя кто знает, Рэй, может, со временем… Все зависит только от тебя. Вставай, нам пора ехать.
– И куда же это? – раздраженно спрашиваю я.
– По магазинам. – Он окидывает взглядом мою одежду. – Я не могу позволить своей женщине выглядеть так, словно она вышла из низкобюджетного музыкального клипа.
– А почему бы и нет? Мне же приходится ходить рядом с парнем, который одет так, словно в любой момент готов сыграть в гольф.
Он улыбается, а я хмурюсь.
– Отребью не место рядом с породой, Рэй.
– И все же ты был готов платить мне за мое время, Коллинз. Так странно, правда?
– Вставай и иди к чертовой машине, это не обсуждается.
– Я не стану наряжаться, как принцессочка из частной школы.
– Ты будешь одеваться так, как я скажу, – огрызается он, вперивая в меня взгляд. – Не забывай, ты согласилась на все это, так что вставай.
Я неторопливо поднимаюсь на ноги и оказываюсь прямо перед ним.
– Ты думаешь, что выиграл эту маленькую битву, но ты ошибаешься.
– Ага, и с чего это ты взяла?
Мои губы медленно расплываются в ухмылке, и его брови сходятся на переносице.
– Уважение нельзя купить или заработать, если идешь дорогой шантажа. Все твои люди с тобой только из-за денег или по принуждению, а все их люди гордятся своим положением. Ты не задавался вопросом, что случится, если те парни, которых ты заставил напасть на меня, захотят этим похвалиться и сделают это, потому что ты не заслужил их преданность? Или когда кто-то предложит им больше денег, они кинут тебя, как мудака, которым ты и являешься? Ты…
– Осторожнее, Рэй. – Он шагает ко мне, играя желваками. – Я могу как облегчить твою участь, так и сделать ее невыносимо тяжелой, тебе решать.
В ответ на один шаг я делаю два.
– Это ты будь осторожней, Коллинз. Я не знаю, что, как ты думал, ты сможешь получить от меня или что привело тебя к такому мнению, но ты даже еще больший клоун, чем я думала, если тебе вдруг показалось, что мне нужно что-то «облегчать». – Я отступаю, наблюдая, как в его глазах разгорается ярость. – Может, мяч сейчас и на твоей площадке, но тебе следует считать меня рефери в этой игре. Ты заполучил не солдата, а змею. Смотри, как бы она тебя не укусила, Грейвен.
Он хмурится, но через мгновение его лицо расплывается в злобной улыбке.
Он подходит ко мне, чтобы шепнуть мне на ухо:
– О, теперь все точно будет чудесно, Брейшо. Жду не дождусь, когда вся прелестная маленькая ложь вылезет наружу. И твоя прелестная маленькая головка так закружится, детка. Но если ты будешь хорошей девочкой, я непременно подержу твои волосы, чтобы ты не забрызгала их своей рвотой.
Он бросается вперед, мимо меня, хватает с журнального столика ключи и вылетает из дома. Мне не остается ничего другого, кроме как последовать за этим дешевым понтокрутом, как хорошей девочке.
Ублюдок.
* * *
– Я надеюсь, что ты там накручиваешь себе чертовски красивые кудряшки, раз собираешься так долго! – рявкает Коллинз из-за двери.
Я закатываю глаза и делаю последнюю затяжку, прежде чем потушить свой косяк о плед, оставляя еще одну прожженную дырку на банальном шелковом покрывале.
Не могу поверить, что и вправду живу в этом чертовом доме.
Я злюсь на себя за то, что до сих пор не свалила отсюда, но я не могу поступить так с парнями. Они заслужили мою преданность до последней капли, а я никогда никому не была предана, даже если они этого не знают.
В этом вся разница между настоящей верностью и необходимостью оставаться в лучшей форме, потому что сильнейшим живется комфортнее – искреннюю преданность не нужно открыто демонстрировать или во всеуслышание заявлять о ней. Она не менее могущественна, а может, и более, когда проявляется в тишине.
Мне не нужно говорить им о том, почему я на самом деле здесь. Мне нужно, чтобы шантаж этого придурка никак их не затронул, чтобы они о нем даже не узнали.
– Две минуты. И ни минутой больше, – произносит он таким тоном, будто его слова имеют для меня значение.
До меня доносится какой-то шум, а потом топот шагов по уродливой спиральной лестнице.
Я смотрю на часы, жду, когда пройдет ровно три минуты, и только потом встаю, всовываю ноги в пару шлепанцев, которые я спрятала среди того отвратительного дерьма, которое Коллинз накупил вчера, чтобы помочь мне «поднять мой статус».
Иди на хрен, пожалуйста.