– Не смей ее будить, мать твою. – Он злобно зыркает на меня, а потом переводит взгляд на Рэйвен, лежащую на больничной койке.
– Иди на хрен! – шиплю я. – Она моя, и я буду делать что хочу.
Медсестра фыркает, покосившись на меня, и выходит из палаты.
Пусть тоже катится к черту.
Через секунду входит Мейбл.
– Все под контролем. Подписала, что нужно было подписать.
– А ее мать не узнает? – спрашиваю я.
– Ее матери плевать, – она качает головой.
– Она не узнает? – снова спрашиваю я.
Мейбл бросает быстрый взгляд на Викторию, которая делает вид, что ничего не слышит.
– Позвони, когда поедете домой, – говорит она мне. – Пошли, Тори.
Кэптен, который только что ходил туда-сюда по палате, останавливается перед Викторией, которая лежит на маленькой кушетке, накрывшись больничным одеялом, что стащила с кровати Рэйвен.
– Она остается. – Он пронизывает ее взглядом, но та и ухом поводит, будто никто ничего не говорил.
Мейбл фыркает, бормочет что-то себе под нос и выходит. Однако Кэп остается там, где стоял.
Как только Мейбл скрывается из виду, Кэптен расставляет ноги пошире, и Виктория поднимает глаза.
– Что?
– Расскажи нам, что за хрень там случилась, – требует он.
Она закатывает глаза и снова утыкается в какой-то тупой журнал, который типа читала все это время.
Он хлопает по нему ладонью и наклоняется, чтобы посмотреть ей в лицо.
– Я задал тебе вопрос.
Она вздыхает и слегка приподнимается, придвигаясь к нему.
– Я не знаю, за кого ты меня принимаешь, да и знать не хочу, но избавь меня от этой херни в стиле «я такой святоша». Рэйвен проснется и расскажет вам то, что считает нужным, будь то правда или ложь. И вы ничего не добьетесь, потому что я соглашусь и подтвержу все, как и в ту ночь, когда она сказала, будто участвовала в бою, а на самом деле на нее напали. – Она выдергивает журнал из-под его руки, и он наклоняется еще ближе к ней. – Потому что это ее история, и ей решать, сказать правду или солгать ради прикрытия. Ее ответ никак не скажется на мне. А мой ответ? Он может сказаться на ней, так ведь? – На ее лице появляется стервозная улыбка. – А кто я такая, чтобы влиять на исход ее заварухи?
– А она нравится мне все больше…
Все взгляды устремляются к Рэйвен, и она слабо улыбается Виктории.
Виктория усмехается:
– Ага, у тебя все в порядке, я полагаю, когда мне не приходится спасать твою задницу.
– Я тебя умоляю, ты слабачка по сравнению со мной.
– Сказала избитая телка в заношенной больничной рубашке.
Рэйвен улыбается, потом обводит взглядом комнату и останавливает его на мне.
– Я так понимаю, я в больнице.
Мы бросаемся к ней.
Она закатывает глаза, а потом морщится.
– Черт, моя голова.
– Ага, твоя чертова голова, – не выдерживаю я и жду, когда она ответит мне в той же манере, но ее лоб разглаживается, когда она снова смотрит на меня.
– Я в порядке, здоровяк, – хрипит она и садится.
В порядке. Ага. На нее напали на нашей же земле. Снова.
– Доктор сказал, что, как только ты проснешься, можно уходить. Ты готова ехать? – заботливо спрашивает Ройс.
Она кивает.
– Зачем они вообще положили меня в палату, если разрешают мне уйти?
– Потому что этого потребовал наш пещерный человек, громко и отчетливо сообщив им свое имя, – предполагает Виктория, и Рэйвен смеется, глядя на нее.
Мы прослеживаем за ее взглядом, когда Виктория встает. Одеяло падает, и мы видим ее разорванную футболку и дюжины шрамов у нее на животе.
Она встречается глазами с Рэйвен, и та намеренно опускает взгляд чуть ниже. У Виктории округляются глаза, она отворачивается и прочищает горло.
– Ну, ты очнулась, так что я поехала обратно, – она бросается к двери и замирает, когда ей на голову приземляется окровавленная толстовка Кэптена.
Она минуту таращится на дверь, прежде чем стянуть с головы толстовку и надеть ее. После чего медленно выходит, не оглядываясь.
Рэйвен только пожимает плечами в ответ на наши вопросительные взгляды и протягивает руку, чтобы коснуться плеча Кэптена в знак благодарности.
– Рэйвен, – я снова привлекаю ее внимание. – Что за хрень сегодня случилась?
– Что вы украли из домика Грейвена в тот вечер, когда мы залезли к нему? – спрашивает она и хмурится, видя наши смущенные лица.
Она скрещивает руки на груди и отводит глаза в сторону.
– Почему ты спрашиваешь? – я пронизываю ее взглядом.
Он издает безрадостный смешок и напрягается от боли, которую он ей причиняет.
Она снова смотрит на меня, даже не пытаясь скрыть свое раздражение.
Она открывает рот, чтобы заговорить, но как раз в этот момент в палату входит улыбающаяся медсестра.
– О, отлично, вы проснулись!
– Вон отсюда, – говорит она.
Женщина продолжает стоять, словно проклятая статуя, и Рэйвен переводит свой сердитый взгляд с меня на нее.
– Я сказала, вон отсюда!
Медсестра вылетает из комнаты, и Рэйвен снова встречается со мной взглядом, который холоден, словно лед.
– Я скажу это лишь однажды, так что послушай и постарайся понять, что я на самом деле пытаюсь сказать, – выдавливает она сквозь сжатые зубы. – Прекрати нашептывать мне в ухо, что я «одна из вас», если вы собираетесь и дальше относиться ко мне как к чужой, когда вам так удобнее. Ты хочешь ответов и ожидаешь получить их в ту же секунду, когда потребуешь, и ни мгновением позже, – ее глаза сужаются, и она наклоняется вперед. – Но взгляни на меня, Мэддок. Посмотри, где я сижу. Посмотри мне в лицо. Разве я не заслужила их тоже, как хорошая, мать ее, девочка, или мне нужно упасть на колени и умолять, как крестьянке своего короля?
От всей этой ахинеи у меня отвисает челюсть, и я придвигаюсь к ней, но не успеваю ответить – меня опережает Кэптен.
– Это было свидетельство о рождении Зоуи, – произносит он, и Рэйвен устремляет взгляд на него, а я буквально чувствую, как его взгляд прожигает мне висок. – И нет, Рэйвен, ты не заслужила все это дерьмо и тебе не придется ни о чем умолять. Ты имеешь полное право знать. Я не хочу ничего от тебя скрывать.
Я встречаюсь взглядом с братом, и наконец он отводит свой от меня, чтобы посмотреть на нее.
– Спрашивай что хочешь, – с горечью в голосе шепчет он.
Ройс опускает взгляд на свои колени, а я не свожу глаз с лица Рэйвен.