– Да… Когда поджимаю ноги…
Фельдшер качает головой и шумно выдыхает.
– Лежи, значит, – велит Лизе. Поднимаясь, ненадолго задерживает взгляд на мне. – Похоже на аппендицит, – обронив это, направляется к столу.
Я киваю, не успев обработать информацию.
Встречаюсь с Богдановой взглядами. Вижу в ее воспаленных глазах страх. Да меня и самого рубит, как никогда. Однако я шагаю к ней. Поймав дрожащую ладонь, не задумываясь, падаю перед кушеткой на колени.
Ни одно свое движение не успеваю обдумать. Просто прижимаю ее руку к губам. Не целую. Блядь, конечно, нет. Выдыхаю, чтобы согреть, потому что она ледяная.
– Не бойся, Дикарка.
Ирина Геннадьевна тем временем быстро стучит по клавишам стационарного телефона.
– Здравствуйте! «Скорую» в академию. Срочно. Подозрение на аппендицит. Острая форма. Жар, тошнота, резкая боль, потеря сознания…
– Я с тобой, – надеюсь, что мой тихий выдох громче, чем поставленный голос медработника. – Все будет хорошо, лады?
– Лады… – отражает Лиза и слабо кивает.
Медленно облизывает губы. Они у нее сейчас красные, а после этого движения еще и мокрыми становятся. Стараюсь не пялиться, но на пару секунд все же подвисаю.
– Спасибо. Ждем.
Только уловив эти рубленые фразы, отрываюсь. Опускаю взгляд.
– Ждем, – повторяет фельдшер уже, очевидно, для нас. Замечаю, что Лиза переключает внимание на нее. Сам не двигаюсь. – Как сейчас? Терпимо? Хуже не становится?
– Нет… Нормально…
Хотя по голосу ни на какое «нормально» ее состояние не тянет.
– Хочешь кому-нибудь позвонить? – спрашиваю, чтобы как-то отвлечь. – Родителям? Сестре?
Выпускаю ее кисть, чтобы достать трубу, но Лиза вдруг перехватывает мою руку и снова сует под нее свою ладонь.
– Нет, нет… Не хочу… – мотает головой. – Потом… Сама…
Не знаю, сколько точно времени проходит. По ощущениям, кажется, что «скорая» приезжает достаточно быстро. Благодаря нашему фельдшеру мне удается проскочить с Богдановой в салон авто. Последний раз я был в больнице, когда Любомирову сбила машина, и первое, что всплывает в памяти – нужно сразу «договориться» с врачами.
Пока Лизу осматривают, сбегаю вниз к банкомату. С помощью мобильного приложения снимаю со счетов все доступные средства. Даже валюту. Когда поднимаюсь обратно на этаж, первичный диагноз подтверждается.
По-тихому «скидываю на карманы» хирургу, анестезиологу и медсестрам. Богданову тут же начинают готовить к операции.
– Все будет нормально, помнишь? – успеваю сказать ей. – Я буду ждать. Ничего не бойся.
– Хорошо, – кивает, удерживая на мне взгляд гораздо дольше обычного. – Прости, что я тебя обманула… Я… Я потом жалела.
Все обмозговал, изучил и сам догнал, конечно. Но, блядь, когда это говорит Лиза, такими эмоциями захлебываюсь, ничего ответить не способен. Закусывая губы, медленно вдыхаю и киваю.
А потом ее увозят, и я остаюсь ждать.
Умом понимаю, что сделал все, как надо. Опасности нет. Это ведь просто аппендицит. Но… Сука, отчего-то потряхивает. Причем так основательно, на месте усидеть не способен. Подрываюсь на ноги и принимаюсь наворачивать круги.
Внутри все жгутом сворачивается. Горит и пульсирует.
Из-за нее.
Пульс одурело точит виски, но я пытаюсь сдержать взрыв и разнос мозга.
«Прости, что я тебя обманула…»
Этот Павел Задорожный действительно существует. Более того, он имеет какое-то отношение к семье Богдановой. На его странице в соцсети есть несколько фоток с Лизой. Правда, там и другие сестры присутствуют, но подспудно меня напрягает именно наличие снимков Дикарки. Его доступ к ней.
Казалось бы, ничего такого там нет. Они лишь стоят рядом. Но, после изучения всех приколов семейства Богдановых, напрягает капитально.
Хочу, чтобы Лиза была моей. Только моей.
И как ни пытаюсь подавлять это желание, не утихает оно. Напротив, с каждым днем разгорается. Становится бесконтрольным и за неимением какого-то результата отравляющим.
Сегодня у меня, как бы сопливо это ни звучало, появилась головокружительная надежда.
Да будет она моей, конечно! Я ведь не отступлюсь. Будет.
Надо только осторожнее. Не напирать.
Черт, я каждый раз так выстраиваю тактику… А увижу Лизу, и все забываю.
– Молодой человек? – окликает меня медсестра.
Когда оборачиваюсь, подзывает жестом к медицинскому посту. У меня в мозгу тотчас какая-то разрушительная энергия освобождается.
Что-то не так?
Сердце снова выбивает ребра. Да и похер мне на них. Шумно вдыхаю и быстро подхожу к стойке. Прежде чем успеваю что-то спросить, женщина деловитым тоном сообщает:
– Операция подходит к концу.
– Успешно?
– Ну, естественно, – странно цыкает. Правда, сходу сбавляет обороты. – Что насчет палаты? В какую определять?
– А что на выбор?
– Платная или бесплатная.
– Платная.
– Одноместная или двуместная?
– Одноместная.
Женщина кивает и что-то записывает. Я тем временем достаю из кармана несколько мятых купюр и припечатываю их к журналу, в котором она царапает ручкой.
– О том, что палата платная, и что я тут все оплатил, никто не должен знать, – предупреждаю, когда медработник вскидывает на меня взгляд. – Скажете, что все за счет государства. А палат других свободных не было. Это понятно?
– Еще бы, – выговаривает так же недовольно, как и до этого, но бабло сгребает.
– Вообще обо мне ни слова, – добавляю я внушительнее. – Девушку привезли одну.
– Это кому так говорить?
– Родне пациентки.
– А-а-а, – тянет и хмыкает. Ненадолго задерживает взгляд. Ненадолго, потому как быстро наглость свою теряет. Утыкается в журнал типа по делу. Попутно бормочет: – Я за себя ручаюсь. А со следующими сменами отдельно, если что, договаривайтесь.
– Сколько она здесь пробудет?
– Это не я решаю.
– Ну, вы же примерно знаете?
– От недели до двух, – сообщает неохотно. – Но некоторые и на пятый день срываются. Факторов много.
– Понятно, – киваю я.
Забираю чек на оплату и отхожу.
Нет, я не сволочь. Но, черт возьми, при мысли, что получу возможность беспрепятственно видеть Богданову, не могу сдержать безумно втопившее на радостях сердце.
18
Я боялась, что ты больше не придешь...