Последствия возьмусь разгребать позже. Сейчас же… Пытаюсь выкрутиться и, ожидаемо, завожусь.
– Какая целка, Данечка? – мурлычу сладко. – Ты же решил, что я с Эдей спала…
Закончить не получается, охота под воду уйти. Можно даже утонуть. Потому что Шатохин закипает как чайник. Он даже звук похожий издает.
Мамочки…
– Ты реально с ним трахалась? – выдыхая это, жестко вжимается лбом в мою переносицу.
Пальцы до боли стягивают мои волосы.
– Не твое дело, Данечка. Не стоит так напрягаться.
А у самой ноги подгибаются. И так дна не касалась, а после очередного, особо мощного разряда тока скрутиться коконом охота. Вот и скольжу ими по бедрам Шатохина.
– Марина, блядь…
Вздрагиваю от жесткости волосков на его теле и рывками дергаюсь, пока не обвиваю ногами торс. Ощутив между ног раскаленную трубу, ошеломленно визжу. К счастью, не успеваю разойтись по всей округе – Даня запечатывает мой рот своим и уносит нас под воду.
Кислород в моих легких превращается в токсичный газ и принимается адски бурлить в груди, обдавая плоть удивительными волнами пульсирующего жара.
Что я говорила о страхе? К черту! Внутри меня воронкой закручивается последняя стадия ужаса. Трясусь в воде, словно смотка высоковольтных проводов. Трясусь, вибрирую и искрю. Ведь язык Дани у меня во рту, руки плотно вокруг тела, кожа к коже, сердце в сердце, член между половых губ.
Я ничего не контролирую. Не способна даже дышать. Но возбуждение, которое я ощущаю, перекрывает своей потрясающей остротой все остальные нужды моего организма. Внутри меня ураганы. Не один, не два… Их тысячи. И эти безумные шквалы попросту разносят меня в щепки.
Плавное щекотное вращение. Закручиваемся влево, а после – вправо.
Взрывы в груди. Душу выносит. Наши губы не унимаются. Их задача – утолять голод, не пропускать воду и не отдавать кислород.
Я парю. Я горю. Я умираю… И хочу еще больше. Гораздо больше!
Толчок. Разряд напряжения. Холодный воздух.
Откидывая голову, совершаю резкий свистящий вдох. Моргаю, пока звезды не обретают определенную четкость. Едва в себя прихожу, как внутри вновь что-то взрывается – Даня ловит губами мой сосок.
– Ах… Ах… Ты что?.. – тарабаню приглушенно.
Терпеть это удовольствие практически невозможно. А он еще берет и всасывает жестче. Если мои глаза – зеркала души, то сейчас она их точно выносит. Кажется, что вместе с искрами стекла из них вылетают. Огнем внутри меня зачищает. Выгибаюсь и инстинктивно подпрыгиваю на Дане.
Этот его член… Боже… Он что-то такое задевает, что я просто ору от наслаждения.
Но интенсивность блаженства стремительно спадает, когда Шатохин отпускает мой сосок и выпрямляется.
– Раз целки нет, то нет и преград между нами? – выбивает грубо по воздуху.
В глаза мне смотрит, я от его сумасшедших эмоций содрогаюсь.
– В смысле, Дань?
– В смысле, могу тебя трахнуть? – выдыхая это, с пугающей меня жаждой вперед подается.
Кусает меня за шею. Жадно проходится, будто сожрать готов.
– Конечно, нет! Совсем дурак, что ли?! Дань… Даня… – пытаюсь его оттолкнуть. – Я с тобой не хочу! – выпаливаю, как только удается в глаза посмотреть. Сердце колотится, вот-вот разорвется на части. – Твоим членом убить можно!
– Что? Никто еще не умер, поверь. Всем по кайфу!
Страх сменяется ревностью. Огромной всепоглощающей ревностью.
– Не смей сравнивать меня с другими! – кроет меня капитально. – Мерзкий… Как же я тебя ненавижу! Ненавижу тебя, слышишь?!
Он вдруг ржет.
– Ревнуешь, что ли? – потешается, пока я заливаюсь жуткими волнами стыда. Сам же отвечает на свой вопрос: – Ревнуешь, кобра!
Да так уверенно, что фиг поспоришь! Но я же точно не сдамся.
– Ничего подобного, Данечка! Ну и самомнение у тебя! Ха! Прижгу его, как рану – останутся шрамы. Швартуйся, дурак, якорь бросай – заплыв твой окончен!
– Чего? Какой заплыв, Чаруша?
– Блядский!
Шатохин еще громче ржет.
– Ору! – горланит, откидывая голову.
Во мне все кипит, а его прям разрывает от веселья.
– Сволочь! – луплю его ладонями по плечам.
Избить намереваюсь, но он быстро и легко перехватывает мои руки. Скручивая, не перестает смеяться. Практически обездвиживает. Снова кусает за шею. Только после этого бесящий меня хохот обрывается.
– Ты ж моя злая недотраханная ведьма, – обжигает густым дыханием кожу. Я вздрагиваю. Вся покрываюсь мурашками. – Хочешь кончить? – добавляет совсем тихо, очень интимно.
Господи… По моему телу сходу вязкая истома разносится.
– Нет… – выталкиваю якобы возмущенно, но интонации выдают очевидное желание.
– Давай, не ломайся, – еще один плавный выдох, после которого у меня живот спазмом сводит. И, словно контрольный убийственный выстрел, взрывоопасное обещание: – Полетаем.
Я замолкаю. Кусая губы, принимаю огненный взгляд.
Не могу выразить согласие. Он это понимает. Лениво ухмыляется. Настолько дерзко, настолько сексуально, настолько обаятельно – у меня по телу новая одуряющая волна дрожи несется.
Даня наклоняется медленно. Гипнотизируя взглядом, приближается к моим губам крайне неторопливо. Играет со мной, а я сдержать рваный вздох не могу. Он его ловит и плавно прижимается к моему рту.
Сладкая, нежная и короткая ласка.
Разрыв. Снова глаза в глаза. Дурман в них. Череда моих отрывистых вздохов.
Контакт. Пламенный захват губ. Острые судороги по телу. В венах вязкий сироп.
Разрыв. Временная слепота. Искры, что ее прорезают. Затягивающая бездна расширяющихся зрачков.
Контакт. Дыхание жаркими толчками. Рот в рот. Язык к языку до первого удара тока.
Разрыв. Черные диски вместо любимых синих глаз. Загнанное и срывающееся дыхание – двусторонне. Грохот сердец во всеуслышанье.
Контакт. Срыв. Со всей дурью сливаемся. Даня отпускает мои руки, я его крепко обнимаю. Целуемся, целуемся… Землю с гулом шатает. Мы разорваться уже не можем. Прижимаемся. Двигаемся. Он направляет, создавая нужное трение моей изнывающей плоти о свой совершенный раскаленный член.
Пару секунд спустя уже мелко и выразительно дрожать начинаю. Бьет и бьет эта энергия, неизбежно приближая меня к желанному пику наслаждения. Постанываю, целую жадно, дергаюсь отрывистее, дико плавлюсь в Даниных руках и, наконец, взрываюсь от мощнейшего разряда удовольствия.
Он, естественно, все чувствует. Когда меня парализует вспышками, продолжает движения между моих половых губ сам. И целовать до последнего не прекращает. Похоже, то, что я кончаю, дарит и ему какое-то наслаждение. Он стонет вместе со мной и вместе со мной содрогается.