Мой любимый негодяй - читать онлайн книгу. Автор: Эви Данмор cтр.№ 16

Нет, лучше снова всего этого лишиться, чем уступить Рочестеру.

Однако маму он не сможет предать так же легко. Не сможет. По сути, у него стало прискорбной привычкой думать о матери всякий раз, когда предоставлялась возможность самому порвать все связи с Эшдауном. В первый раз Тристан сделал выбор и отказался от намерения уехать в шестнадцать лет; тогда он скопил кругленькую сумму от продажи коротких эротических рассказов своим однокашникам из Итона и подпольному магазинчику в Уайтчепеле – достаточную, чтобы купить билет на пароход в Америку и арендовать приличное жилье, пока не найдется другой источник заработка. Не то чтобы его прельщала необходимость искать работу или жить среди хамоватых американцев, просто Рочестер и его розги прельщали еще меньше. Но мама… Если он уедет, что будет с ней? Маркус не отличался жестокостью, однако он был любимцем Рочестера и унаследовал его нрав, не вынося ни эксцентричности, ни плохого настроения. Надо признать, и Тристан не выносил ничьих причуд – кроме, разумеется, своих собственных, – но из трех мужчин в семье он единственный выступал больше как защитник, чем как обличитель, когда графиня совершала какие-нибудь глупости. Например, заточала себя дома на весь весенний сезон, чтобы рисовать ежедневно по две посредственные картины в импрессионистском стиле, а потом опомниться, забросить кисти и больше никогда к ним не прикасаться. Конечно, если невозможно сбежать в прямом смысле слова – поскольку люди, подобные Рочестеру, устанавливают свои правила и распоряжаются всеми деньгами, – то можно сделать это в душе. Заняться живописью. Писать стихи. Или удариться в пьянство и беспорядочный секс, пока тебя не сослали на Восток глотать пыль и ползать по грязи на брюхе.

Тристан откинулся на обитое плюшем сиденье. Нужно поработать над книгой, потому что Люси, разумеется, права: военные дневники будут хорошо продаваться. На столике перед ним уже лежал раскрытый блокнот; белый лист так и просил, чтобы автор набросал примерный план и прикинул, какие события включить в историю, а какие лучше оттуда вычистить. Вообще-то поиск нужных слов – чертовски изнурительный труд, даже на пике вдохновения. И уж тем более сейчас, когда оно на нуле. Та война была не его войной, и Тристан не имел желания еще больше связывать себя с ней. К счастью, его закалила и подготовила к армии упорная муштра Рочестера, а в жилах текла кровь нескольких поколений Баллентайнов вместе с их силой и доблестью. И там, где царил хаос, импульсивные решения имели преимущества над долгими размышлениями. Там время от времени он был принужден делать то, что нравилось публике. К примеру, закрыть своим телом раненого капитана, вместо того чтобы пригнуть голову и бежать. Каким же циником надо быть, чтобы делать из этого деньги! До сих пор неприятный привкус во рту. Но чтоб ему провалиться, если он не поступит прагматично и не отредактирует эти дневники. Завтра.

Квадратная глыба сложенного из песчаника Эшдаунского замка в лучах вечернего солнца отливала золотом, подобно медовым сотам. Гостеприимный фасад мог ввести в заблуждение любого ничего не подозревающего посетителя.

Рочестер сегодня в Лондоне – бизнес или какие-то дела в палате лордов, – однако Джарвис, тонкогубый дворецкий отца и по совместительству шпион, не отстанет, непременно будет ходить по пятам. А чтобы попасть в западное крыло замка, требуется пройти через главный холл, мимо портрета Маркуса в полный рост, где с Тристаном происходили забавные вещи. Под неподвижным взглядом карих глаз брата печатка на мизинце увеличивалась в размерах, словно превращаясь в кандалы, и от этого внутри все холодело. Тристан чувствовал между лопатками взгляд Маркуса, пока не достиг главной лестницы.

Легко постучав в дверь, он вошел в спальню матери и на миг остановился, сбитый с толку. Комната была погружена во мрак. Не слышалось ни звука. Не знай Тристан о присутствии матери, он решил бы, что постель пуста.

Он осторожно прикрыл дверь.

– Мама?

Тишина.

Тристан крался в полумраке на ощупь, на случай если в комнате появилось что-то новое – стул или ночной столик, еще не отмеченные на его мысленной карте.

У ближайшего окна он остановился.

– Мама, я открою шторы?

Тристан раздвинул тяжелую парчовую ткань, и на миг замер, ослепленный светом. Затем перед глазами проявился парк, утопающий в нежной зелени начала лета.

За спиной прошуршали простыни.

– Маркус?

Тристан поджал губы и обернулся.

Она лежала на боку, подложив руку под голову, слишком маленькая для огромной кровати.

– Нет. Это я, Тристан.

Мать выглядела усталой, волосы свалялись в неряшливый пучок. Седины в них было больше, чем натурального цвета. Неприятный сюрприз.

Она даже не пошевелилась, когда Тристан подошел ближе и сел на стул для гостей.

В нос ударил резкий запах лекарств. Прикроватный столик был уставлен бесчисленными склянками с ядами, которыми ее потчевали. Рядом на подносе чашка супа и кусочек хлеба, нетронутый и засохший.

– Добрый вечер, мама.

– Мой милый мальчик, – ласково проговорила она, ища глазами лицо сына.

Тристан взял ее руку. Пальцы настолько исхудали, что у него по спине пробежал озноб. Сама она, казалось, ничего не замечала.

– Почему ты раньше не приходил?

– Я надолго уезжал.

– Лжешь, – вяло возразила она. – Кэри сказала, ты вернулся перед Рождеством.

– Добросовестная маленькая шпионка, эта ваша камеристка. – Шутка не вызвала у мамы улыбку. Беседовать с ней, когда она в таком состоянии, все равно что говорить с пустотой. Даже мимика на лице едва проглядывалась. Тело женщины находилось в комнате, а вот сама она – нет. Тут любой, даже напрочь лишенный иллюзий человек поверит в существование души; ее отсутствие было явно различимо.

– Почему вы не едите? – спросил он. – Мне следует отругать кухарку?

Ответа не последовало.

Камеристка в письмах скрывала, что дела настолько плохи. А может, он сам отказывался читать между строк?

Тристан более внимательно присмотрелся к склянкам на прикроватном столике. Само собой, настойка опия и еще какие-то микстуры – наверное, очередные «средства от всех болезней». В свое время ей это прописывали от «меланхолии»; да и потом тоже, когда мама стала чрезмерно яркой, безумной версией себя, которая заказывала тридцать новых платьев одновременно или пыталась в одиночку отправиться на пароходе в Марокко. В детстве Тристана пугала каждая из версий. Находиться рядом с ней и Рочестером в эти дни было рискованно – все равно что вычерпывать воду ложкой из тонущей шлюпки.

– Мама, я рассказывал вам, как в Дели гостил у генерала Фостера? Он держит у себя в саду слона. В качестве домашнего животного.

Мама сдвинула брови:

– Забавно. Неужели настоящего слона?

– Самого настоящего. Правда, маленького, еще слоненка. Но однажды он сообразил просунуть хобот в окно кухни, чтобы выпросить угощение.