Трэйт удивленно пожал плечами.
– Да о чем речь, Гор?! Безусловно, ты уже не кадет.
– Не кадет. Значит, я – полный консидорий?
Старший дацион в негодовании тряхнул головой.
– Господи, да о чем ты думаешь, Гордиан, черт тебя раздери! Тебе предстоит, возможно, последний бой в твоей жизни. О чем ты думаешь?!
Гор молча вытащил клинок и снял портупею с ножнами. Откинул портупею в сторону.
– Мне нужна епанча, сэр, почетный алый плащ консидория. – Он изучающе взглянул на Трэйта. – Не хочется умирать в такой чудесный день, не добившись высшего звания в иерархии призовых бойцов.
Трэйт прищурился. Епанча? Через секунду он снял с себя собственную алую накидку (другой под рукой не было) и швырнул ее Гору. Снизу вверх.
– Лови. Но…
– Спасибо, сэр!
Небрежно Гор набросил вожделенный плащ себе на плечи и отошел на середину ристалища. Пробуя руку, разрезал воздух клинком.
«К смерти и победе готов!»
– Начинайте! – взревел барриста, и время пошло.
Но только оно одно.
Оба поединщика остались стоять на местах. Никто не пригнулся, согнув колени, чтобы перекатываться с ноги на ногу, постепенно приближаясь к врагу, никто не встал в боевую стойку.
Не двигаясь с места, заученным театральным движением, почти таким же, каким и Гордиан минуту назад, Хавьер снял портупею и, явно красуясь, откинул серебряные ножны в сторону.
– Ну вот, братец, и пришел твой час, – сказал он с расстановкой, самодовольно улыбаясь. – Ну что же ты стоишь? Жизнь – игра. Давай покажем красивый бой. И кто знает, может быть, я сохраню тебе жизнь. А, братец? Сначала я сделаю несколько легких уколов. Потом ты ляжешь и сдашься. Но не слишком рано. Мне нужно показать зрителям свое мастерство. Ну?
– Я тебе не братец.
– Отчего же? Лорд-шательен называет тебя родственником. Это честь для серва. Кстати, что за тряпка у тебя на шее?
Гор зло улыбнулся и сделал маленький шаг влево и как бы вбок, но в то же время приближаясь к противнику на расстояние длинного выпада.
– Это шарф Лисии Брегорт, – скромно произнес он.
– У-у! Бог мой, как романтично! – Хавьер уже откровенно издевался. – И, как думаешь, поможет?
Гор покачал головой.
– Думаю, нет, – честно признался он.
– Ха-ха! – Шательен сдержанно усмехнулся. – Тогда зачем нацепил?
– Проверить вашу дедукцию и память, сударь, – скороговоркой и не очень громко пояснил Гордиан. – Это шарф Лисии Брегорт, который был на ней вчера, во время финального боя с Гартагом. Я взял его в вашем отеле сегодня утром.
Еще один маленький шаг снова вбок и как бы направо. Незаметно, как будто переминаясь с ноги на ногу, Гор шевельнул плечом. Епанча сползла по согнутой руке вниз, на левую кисть.
– Что? – Искра догадки мелькнула в глазах шательена.
Лицо его чуть напряглось от бурлящей под черепом мысли, однако тело по-прежнему находилось в весьма расслабленной позе, а шпага – уткнулась острием в землю, демонстрируя окружающим полное презрение благородного консидория к своему ничтожному врагу.
– Вот это!!! – Стремительно выгибаясь, Гор бешеным броском метнул на голову расслабленного шательена свою епанчу. Вперед!
Дрогнув от неожиданности, Хавьер, не ожидавший подобного хода, вскинул вверх шпагу.
Поздно! Стремительно охватив серебряный клинок, тяжелый пурпурный плащ на долю мгновения сделал оружие шательена совершенно бесполезным для боя, а самому бойцу перекрыл обзор.
Мгновенно, как сжатая стальная пружина, Гор выстрелил рапирой.
Выпад!
Единственный и последний в этом бою укол, неотразимый, как таран самолета, смертельный, как удар палача.
Сухожилия и связки ног, казалось, разорвались, как нитки, от страшного напряжения. В мгновение ока Гор вышел в полный шпагат. Сто восемьдесят, двести градусов!
И застыл.
Машина для убийства сработала. Отточенное острие рапиры, протянувшись на три метра от точки, с которой был начат выпад, торчало в сердце его врага. Ровно на ладонь в глубину.
Смерть лорда была мгновенной. Не издав даже звука, Хавьер замер и, не выпуская из рук серебряной шпаги, медленно осел на колени. Равновесие его мертвого тела поддерживало теперь только лезвие Гордиановой рапиры, в которую Хавьер уперся лбом. Гор оттолкнулся толчковой правой ногой от земли, подтянул левую и выпрямился во весь рост. Аккуратно, стараясь не сломать тонкий узкий клинок, вытащил рапиру.
Синхронно этому движению Хавьер бухнулся головой об пол. И замер в немой коленопреклоненной позе перед своим победителем. И те, кто видел эту картину, запомнили ее навсегда. На ристалище было двое. Шательен и серв. Лорд и раб.
Раб стоя и лорд – на коленях!
* * *
С огромным трудом Гор выдержал на площади Ристалищ еще один час. Драк не было в это время, однако Гордиан положа руку на сердце мог бы назвать эти недолгие вялотекущие минуты самыми страшными в своей жизни.
В отеле Хавьера лежали шесть трупов.
В отеле Брегорта, в его комнате – Лисия с разодранным до ишедного шнура хомутом. Самого Хавьера, точнее его хладные останки, унесли домочадцы и гвардейцы сопровождения. При этом последние так поглядывали на юного чемпиона и столь злобно скалились, что было ясно – с воскрешением их патрона и господина проволочек не будет, а после этого ни Гору, ни собственно Брегорту скучать не придется.
Ну и флаг в руки, подумал Гордиан. Им понадобится пятнадцать минут, чтобы доехать до отеля, пятнадцать, чтобы поднять панику и вернуться за ним обратно (и то если быстро догадаются о сути происшедшего).
Следовательно, у него есть чуть больше тридцати минут, чтобы стать свободным. И то если трупы в отеле или Лисию не обнаружит раньше кто-нибудь другой.
Если он не уложится в этот срок, о дальнейшем можно будет не беспокоиться. У мертвых, как известно, голова ни о чем не болит.
Хвала Иешуа, призы чемпионам авеналий в других весовых категориях вручили еще вчера. Считая секунды, в невероятном напряжении Гор выслушал хвалебную речь барристы, трогательный отзыв префекта, благодарственное слово Брегорта.
Под громогласные аплодисменты префект вручил лорду Брегорту сначала массивную золотую пектораль, которая в этом полусредневековом мире заменяла собой медаль и кубок чемпиона, а затем, под неслышный никому, но очень громкий стук сердца Гордиана Рэкса – вожделенный кинжал из ишеда.
Все. Сопровождаемый рукоплесканиями, абсолютный чемпион боссонских авеналий сполз с ристалища и отправился к палатке «призовых» лавзейцев.
Переоделся. Сменил оружие. Умылся (черт его знает, когда еще придется) и, время от времени поглядывая на происходящее на площади, стал ждать.