Сориентировавшись по солнцу, я указал на восток:
– Туда.
Набрав репы или что это было, мы двинулись в путь. Тома рассказывала. С самого начала. Обо всем. Немного о нашем мире, много о местном. У Юлиана захватывало дух.
– Вы с того света?!
Я кивнул. Тома скривилась, но разубеждать не стала. Ей было приятно оставаться ангелом. Она только чуть-чуть подправила:
– С другого света.
– Там хорошо?
– Очень.
– Всем?
– Нет таких мест, где хорошо всем.
Синеву Юлиановых глаз заволокла боль:
– И вы… уйдете?
– Не скоро, – пообещал я, втайне надеясь на обратное.
– Возьмите меня с собой. Я пригожусь. Если хотите, буду вашим рабом. В этом мире мне больше некуда идти!
Юлиан опустил голову.
Тома прослезилась. На меня скосились ее красные глаза.
– Забудь слово «раб», – сурово выговорил я.
– Слугой! Работником! Кем хотите! Только не оставляйте!
Связались на свою голову. Сделай доброе дело, и тебе припомнят. Я почему-то уверен, что «доброе дело» по-древнеавстралийски будет «бумеранг», потому что всегда возвращается в том или ином виде. Самое обидное, это когда хочешь в том, а оно – в ином.
– Чапа, – осторожно сказала Тома. – Его нельзя оставлять. Он совсем один.
Чтоб ее, с ее милосердием.
– Пока никто не гонит, – бросил я. – В чем проблема?
– В «пока». – Тома отвернула от меня пылающее лицо.
– И потом без повода не прогонят, – закрыл я тему. – Довольны?
Долго шли молча. Отношение Юлиана к нам изменилось. Он упреждал все желания, помогал в каждой мелочи, старался изо всех сил, которых у него в запасе (завидую) имелось изрядно. Сказав, что ему не тяжело, он забрал у меня ношу, Томе при любой возможности подавал руку, даже переносил через некоторые препятствия. Она млела.
«Видишь?» – говорил ее взгляд.
Все вижу, как бы отвечал я. Вижу даже больше, чем хотелось. Говорят, что фактов всегда достаточно, а недостает воображения. У меня обычно наоборот.
– Юлиан, – окликнул я.
О чем-то задумавшийся парень вздрогнул и едва не споткнулся.
– Да?
– Почему ты влез в нашу драку с вожаком? Точнее, в мою. Спасая меня, ты поставил под угрозу собственную шкуру. До того момента ты ею дорожил.
Безмолвный укор Томы был нагло проигнорирован, меня очень интересовал ответ. Он оказался предугадываемо незамысловат:
– Тома.
Я покачал головой:
– Тома осталась бы одна. Разве это не в твою пользу?
Юлиан потупил взгляд.
– Ее выбрал вожак. Роль его подруги Тома не выдержит. – Крепкие плечи смущенно вскинулись, грива понуро провисла. – Самки ревнивее и опаснее самцов. Они не знают пощады. Тома не прожила бы долго.
А если прожила, то не с нашим новым дружком, про себя добавил я невысказанное.
– Опасность! – Юлиан резко присел.
Мы тоже. И медленно отползли назад. Скрыв нас, высокая трава выполняла теперь роль забора с дыркой.
В той стороне, куда мы направлялись, с севера на юг через поля тянулась вереница людей. Из центра страны – в горы. По бокам шли охранники. Узнав людей, которых вели под конвоем, я зажал рот рукой, чтобы случайно не выдать себя каким-то звуком. Затем, передумав, зажал рот Томе. И ведь едва успел: вырвавшийся возглас утонул в надавившей ладони.
Охранниками были рыкцари, они вели учениц школы.
– Раз, два, три, четыре… – принялась шептать Тома.
– Тихо! – Я толкнул ее плечом и вновь накрыл рот рукой. – Проговаривай про себя.
Глазами я насчитал пятнадцать. Здесь были все, кто оставался в школе после нашего с Томой и Зариной отъезда. А возглавлял процессию пленников наш земляк дядя Люсик, отец Шурика.
Я рассказывал Томе о моих с ним беседах, рассказал и о том, что он собирался нас найти. Получилось, что мы нашли его.
Когда процессия исчезла вдали, я скомандовал:
– За ними.
– Хорошо, что псины нет, – заметила Тома.
Едва мы сделали первые шаги, Юлиан шепнул:
– Лучше отстать. Следов много, не собьемся.
Я кивнул. Искать следы, в общем-то, не понадобилось: через некоторое время мы прибыли к нижней пещере, где когда-то остались доспехи. Внутри кто-то был, потому что прибывших встретили. Караван с рыкцарями и плененными царевнами с папринцием втянулся внутрь.
– Нужно разместиться поблизости и держать пещеру на виду, – огласил я командирское решение.
– Что мы можем сделать? – Тома нервно прикусила губу.
Как говорят интервьюируемые когда им нечего сказать: хороший вопрос.
– Ничего не будем делать, – честно сказал я. – Пока. Будем ждать божественного вмешательства.
– Чего?!
Тома с Юлианом глянули на меня как на полоумного.
– Если долго сидеть у берега реки, мимо проплывет труп твоего врага, – продекламировал я. – Это китайское. По-нашему: терпенье и труд все перетрут.
– Предлагаешь терпеть и трудиться? – хмыкнула Тома.
– Терпеть не надо, вон кустики. Просто ждать. Побеждает не тот, кто выглядит сильным, а перетерпевший.
– Сам же говоришь: вон кустики…
– Перетерпевший невзгоды. Дождавшийся момента. Когда желаешь чего-нибудь очень сильно, Вселенная помогает тебе.
И Вселенная помогала. Во всем – кроме погоды. Потому что сразу пошел дождь.
– Будем делать гнездо? – Юлиан зябко передернул плечами.
Под небесным ливнем его грива превратилась в обвисшие куски пакли. Тома прижалась к нему спиной, укрываясь в объятиях. Ох, не угляжу за неуемными романтиками. Нельзя оставлять их одних.
Или, наоборот, нужно? Пора Томе самой отвечать за себя. Мою заботу она воспринимает как вмешательство в личную жизнь и поступает вопреки. Вроде большая и взрослая, а на деле – глупая упрямая девчонка. Назло бабушке отморожу уши. Или, как говорят в западляндиях, стрельну себе в ногу. И ее оставить наедине с безумным миром – выплывет-не выплывет? Как потом себе в глаза смотреть?
Уход от проблемы – не решение. Эдисон говорил: «Почему у меня все получается? Не пользуюсь устарелым методом проб и ошибок, применяю метод проб и находок». Насчет находок посмотрим, а известных ошибок надо избегать. Что я и делаю, стараясь изо всех сил. И буду делать, хоть режьте.
– Как освободить дядю Люсика и царевен? – проговорил я.
– Можно войти в пещеру с другой стороны, – предложил Юлиан.