Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой - читать онлайн книгу. Автор: Петр Ингвин cтр.№ 50

– Кто? – пролепетала она. – За что?

– Секунду, Солнышко. Сейчас помогу. – К счастью, застывшая в ступоре Зарина не заметила ласкового прозвища, что внезапно вырвалось у меня из глубины души. Нужно быть поаккуратнее, не все, что на уме, должно сваливаться с языка. – Только…

Я еще раз выглянул за подоконник, теперь меня интересовали подробности. Снаружи под окном валялась тарелка, обтекавшая темной маслянистой жидкостью – обычная тарелка с кухни. Рядом тлел обрывок ткани. Если бы злоумышленник успел поднести…

Картинка сложилась. Еще одно покушение. Кто? Зачем? Почему Зарину? Наверное, ее приняли за меня, в их понятии я тоже девочка. Или это проклятье всей нашей комнаты?

И еще сто тысяч «почему».

Я замотал в Зарину в испачканную простыню, на которую она опрокинулась после удара, и заставил подняться.

– Пойдем.

Не сопротивляясь, Зарина беспрекословно дотопала со мной до помывочной. Здесь, среди тазов и чарок ее сознание прояснилось.

– Нарви травы, – кивнула она в дверной проем, что выходил на поле.

– Зачем?

Зарина закатила глаза:

– Тереть!

Ах да, мочалки в привычном мне виде еще не изобретены.

Когда я вернулся, бедовая спутница сидела в тазу. Как только поместилась? Ступни внизу скрючены, коленки торчат в стороны от согнувшейся в три погибели спины, переплетенные на затылке пальцы поддерживают задранные волосы… Вся кожа лоснится от чего-то темного и склизкого. Вязкое вещество могло быть чем угодно, к примеру – жидкой смолой или каким-то видом масла. Мне подумалось о нефти. Живя в век нефти, я видел ее только по телевизору, оттого уверенность хромала, споткнувшись на стадии предположения.

Следивший за чистотой бойник, проходивший по коридору, заметил нас, колпак с прорезями мигом развернулся в другую сторону. Вот и молодец. Еще зрителей нам не хватало.

Пошарив вокруг бадьи с водой, я нащупал брошенный кем-то обломок местного самоварного мыла. Ура. Я принялся оттирать и обливать, отчего Зарина вздрагивала, но не жаловалась. Другой воды, более теплой, в распоряжении не было. Я тер до покраснения и лил до посинения. Вплоть до побеления и сухой гладкости участка кожи, которым занимался. Шейку. Плечики. Острые локотки. Лопатки и эпицентр вражеского попадания между ними. И бока под лопатками – с резко выступающими ребрами, которые продавливались под нажимом. И выгнутую дугу позвонков вплоть до копчика.

– Дальше сама, – твердо остановил я себя.

Трава выпала из разжавшихся ладоней, ноги нетвердой походкой, постоянно сверяясь с мутновато-переменчивыми приказами мозга, понесли меня в комнату. Там я просто повалился на бок и прикрыл глаза, стараясь отключиться.

Отключился. Иначе заметил бы, как вернулась Зарина, но разбудила меня только мощная тряска за плечо.

– Держи. Одежду помнешь. – Она протягивала свою простыню-укрывашку.

– Не надо. – Я отпихнул дар плечом.

– Твою надо менять. Я так посплю.

– Нет! – взревел я, отталкивая руку и усмиряясь лишь под кротким взглядом, где наворачивались слезы. – Видишь, мне так лучше. Укрывайся и спи.

Красноречиво обратившись к Зарине задом, я еще некоторое время чувствовал, как она возится, ворочается, укладывается. Как потом повернулась к стенке и словно ненароком мстительно пихнула ножкой. Потом ничего не чувствовал.

Сквозь сон прилетело, словно из другого мира:

– Чапа, очередь дежурства на стене, форма боевая!

Голова – как в тумане. Поднялся на чувстве долга. Нет, скорее из боязни совершить нечто ужасное, что перекроет путь назад. «Назад» в моем понимании означало домой, на Землю. Вместе с Томой, Маликом и Шуриком. Для этого я должен являть образец послушания и добропорядочности в любой ситуации, которая ведет или не ведет к главной цели. То есть, вообще в любой.

Зарина смущенно пробормотала со своей половины:

– Я утром раздвину лежаки… но вечером опять сдвинем!

– Угу, – буркнул я.

Сейчас было не до местных условностей.

– Чтоб не подумали чего.

– Чего? – насторожился я.

– Говорят, бывали такие… нарушители закона. Говорить противно.

– Не говори, – согласился я, быстро облачаясь в тяжелое позвякивающее необходимое.

– Их покарали.

– Правильно, закон для того и закон. Если закон не выполняется, то это что угодно, только не закон. Закон – это то, что выполняется. Как бы вот. Да.

– А бойник ночью видел, как мы ходили в купальню. Уверена, он доложит папринцию. А у того фантазия богатая. – Увидев, как я наматываю пращу, Зарина взволновалась: – Что с ногой?

– Как раз, чтобы ничего, – замысловато ответил я, поднимаясь.

Еще домыслов папринция не хватало.

Светало. На стене со мной оказались Глафира и Варвара. Мне определили место в середине окружавшей школу подковообразной стены, почти над кухней, недалеко от трубы. Я либо стоял на месте, тупо наблюдая за бесшумным и безлюдным лесом, либо прогуливался взад-вперед по отведенному участку. При гулянии в конце пути меня встречала одна из учениц.

– Не выспалась? – Варвара сообщнически подмигнула. – Почему так быстро ушла? Было здорово.

Кто бы сомневался. Я молча пожал плечами. Типа, были причины.

– Елистрат в следующем заходе работал катером.

– Кем?!

Они здесь даже плавать не умеют. Откуда знают про катера?

Довольная произведенным эффектом Варвара объяснила:

– Катер – тот, кто за веревку разгоняет деревянную площадку, на которой пытается устоять другой человек. Мы с Аглаей катались по очереди.

– По траве?

– Разгоняет по траве, потом площадка скользит через купальню до другой стороны. Это сказочно! Еще мы заставили войников целовать нам ноги. Так щекотно! Но так здорово!

«Мы катались», «мы заставили…» Любопытно, Варвара понимает, что ее дело – сторона, что ей предписано пахать на подругу, как хлюпику-зубрилке на контрольной за хулигана?

– А что досталось тебе? – решил я вытащить на свет старательно обходимое.

– Неважно. Главное, что было здорово.

– Ты ничего странного ночью не заметила?

– Нет. А что случилось?

– Просто спросил…ла.

Когда я прошел в другую сторону, меня аналогично приветствовала Глафира:

– Не выспалась?

И тоже подмигнула. Ее лицо пылало довольным румянцем. Ходила она медленно, томно, словно всю ночь мешки ворочала и теперь, наконец, пришло время долгожданного покоя.