Расплата - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Волков cтр.№ 41

Желтый свет фонарика в окошке померк, послышались удаляющиеся шаги, мелькнул последний, слабый отсвет и все погрузилось во мрак. Я остался один, и первой моей мыслью было: «Ну почему я не взял с собой наган!» Только темнота была мне ответом…

* * *

Убедившись, что Паганель ушел, и даже слабое эхо его шагов замерло где-то вдали, я решил осмотреть мою подземную темницу. Чиркнув колесиком зажигалки, осторожно, чтобы не сбить пламя, я пошел от двери вдоль стены, внимательно оглядываясь вокруг…

Я находился в квадратной комнате, шагов десять на десять, с земляным сыроватым полом и бетонным, закопченным потолком. В кирпичные стены кое-где были вбиты железные крючья, на полу в углу валялась пара насмерть сгнивших досок. Под самым потолком над дверью я увидел замазанный штукатуркой относительно свежий шов. Все, больше в комнате ничего не было…

Поначалу я не терял присутствие духа. Темнота не действовала на меня угнетающе – с раннего детства я был приучен спать один, без родителей и без света, да и потом, уже «в школьные годы чудесные», выигрывал немало мальчишеских споров, в одиночку проходя насквозь подвалы под домами или принося «цветочек» с городского кладбища. Была у нас такая идиотская с точки зрения взрослого человека «игра» – ночью сходить к свежей могиле, и принести в подтверждение своего «подвига» бумажный цветок с венка…

Я обшарил карманы брюк, рубашки, бушлата, и обнаружил: тысячу сто тридцать восемь рублей двадцать копеек, одноразовую зажигалку, пачку «Кента № 4», в которой оставалось две сигареты, ключи, ни один из которых даже по форме своей не подходил к замку в двери, блокнот, японскую шариковую ручку в блестящем серебристом металлическом корпусе, носовой платок и злосчастную фибулу, завернутую в бумагу. Да, не густо!

Зажав ключи в горсти, я, как смог, простучал стены моей темницы – ничего, везде сплошной глухой, тупой звук.

При свете зажигалки еще раз осмотрев дверь, я пришел к весьма не утешительному выводу – сваренная из пятимиллиметровых стальных листов, она могла бы выдержать, наверное, даже прямое попадание артиллерийского снаряда.

Вдруг меня осенило: земляной пол! Конечно, можно же сделать подкоп! Правда, у меня нет ничего похожего на шанцевый инструмент, но это не так уж важно – мягкую землю можно ковырять чем угодно, хотя бы теми же ключами, если их правильно зажать в руке.

Я приступил к земляным работам. Сперва я начал копать прямо под дверью, но очень скоро выяснилось, что там в глубину уходит бетонная стена фундамента. Я проследил ее на глубине сорока сантиметров, и понял, что это бесполезно. На всякий случай, для очистки совести, я поковырялся у всех трех стен моей темницы – результат тот же! Конечно, кирпичные стены не будут ставить на мягком грунте, под них обязательно должны были подвести мощный фундамент, и будь у меня даже лопата, сомневаюсь, что мне бы удалось докопаться до основания этого фундамента.

Я сел на корточки, задумался, и почему-то представил, как я потом, когда выберусь отсюда (а в том, что я выберусь, я в ту минуту, не смотря на постигшую меня неудачу, не сомневался!), буду рассказывать Борису о своих попытках освободиться, и он очень уверено заявит: «Ну, старик, из твоей камеры можно было бы уйти тысячей разных способов!» И конечно, начнет предлагать свои варианты, как будто я тут, в темноте и тишине, все эти варианты не продумал, не попробовал, и не отбросил, как невыполнимые…

Что ж! Раз сделать ничего нельзя, остается ждать! Я сел на пол, закурил, и начал размышлять…

Конечно, если группа Слепцова подорвалась на мине, ФСБ обязано заинтересоваться этим подземельем. Они расчистят завалы, пройдут по всем лабиринтам, и в конце концов отыщут меня! Даже если предположить, что все, кто знал о нашей операции, погибли, есть же еще Борис, который объяснит, подскажет, поможет! И если вдруг взять самый худший вариант – ФСБ не сможет меня найти, то Борис-то должен предпринять какие-то шаги! В общем, надо не раскисать, а ждать и надеется!

Я сидел и вслушивался в глухую тишину, обволакивающую меня, словно вата. Иногда, где-то очень далеко и очень тихо, на пределе возможности человеческого слуха, мне мерещился отдаленный грохот. Я с надеждой вслушивался, вслушивался – и наконец понял, что это отзвуки движения поездов метро… Больше до меня не долетало ни звука. Правда, иногда в коридоре с потолка срывалась капля воды, и я каждый раз вздрагивал от этого безысходного – кап! но со временем привык, и перестал замечать.

Хуже всего было то, что у меня осталась всего две сигареты и не было часов. Наградной «Роллекс» спас мне жизнь, героически «погибнув» от ножа Судакова, и лежал сейчас на холодном дне Тобола, – испугавшись, что на часах мог остаться яд, я выкинул их в реку. Моя же старенькая «Электроника» осталась дома, в ящике кухонного стола, и теперь я изнывал от безвременья – почему-то мне казалось, что ждать, зная, сколько прошло времени, легче…

Постепенно мои мысли перенеслись к событиям далекого и не очень далекого прошлого. Я вспоминал свое детство, бесхитростные мальчишеские радости, школу, спортивную секцию, в которую меня привел отец, озабоченный тем, что его отпрыск растет хилым и слабым, друзей-приятелей. Как-то само собой всплыло из памяти лицо Николеньки, наши с ним разговоры, забавы юности, вроде походов за арбузами на ночной городской рынок, или вечеринок по квартирам друзей и подруг, спровадивших родителей на дачи или в гости…

Эх-ма, веселое было время – первые поцелуи, портвейн по рубль двадцать, сигареты «Космос», драки на дискотеках, бесцельное мотание по городу, сидение в подъездах… Как говорил тогда Николенька: «В-в Р-россии есть д-две б-беды, но не д-дураки и д-дороги, а б-бездомье и б-безденежье!».

Как-то само собой я вспомнил учебу в институте, общагу, куда я, бравый дембель с «гранатой в голове», приехал получать образование, и образовался выше крыши – бессонные ночи, пьянки, безотказные подружки, волшебная травка канабис, нудные преподаватели с их нудными, никому не нужными лекциями. А потом – диплом, грандиозная пьянка, когда вся общага неделю стояла «на ушах», и вдруг – неожиданное распределение в престижный московский проектный институт, работа, Катерина, свадьба… А тут как раз развалился Советский Союз, и завертелось, и понеслось!..

Я снова ощутил, как соскучился по своей, пускай и бывшей, жене. Вспомнил ее неожиданный звонок накануне моего отъезда в Куртамыш, затаенную грусть в голосе…

Не знаю, сколько я просидел так, в кромешной тьме, вспоминая и размышляя. Может быть, два часа, а может и пять! Все мое самообладание куда-то улетучилось, потихоньку подполз страх. Я начал понимать во всей полноте значение древнего слова «темница». Это когда не видно ни зги, когда не знаешь, прошла минута или вечность, когда стены и потолок начинают сдвигаться, давить, сжимать… И не важно, что это происходит лишь в твоей голове – волосы встают дыбом, и ты ощущаешь себя в могиле, куда никогда не попадет ни лучика света…

«…В черной чернильнице – черные чернила черным черны…»