Конный клуб, где Дина занималась с самого детства, прятался между высоким корпусом больницы и выстроенным несколько лет назад обычным жилым домом. Ворота во двор оказались распахнуты настежь.
Дина проскочила мимо входа в манеж, завернула за угол и резко затормозила. За широкими дверьми конюшни притаилась темнота.
– Поздно! – схватил ее за руку Алекс. – Туда нельзя!
Дина вглядывалась в тонущий во мраке проход. Двенадцать больших шагов… четвертый денник от входа. Она сотни раз здесь ходила, тысячу!
Дина крутится на заднем сиденье папиной машины, то расплющивая нос о стекло, то стискивая в руках куртку и напряженно вглядываясь через спинки передних сидений в стоп-сигналы медленно ползущих в пробке машин. Она волнуется.
Мама рассказывает что-то о тете Рите, своей подруге, папа изредка роняет «угу». Они едут за город, в неизвестную конюшню, Дина совершенно не понимает зачем. Клуб, где она занимается уже целый год, очень хороший. Ей нравятся девочки, нравится тренер, нравятся лошади учебной смены. Почему ее везут куда-то далеко, когда сейчас она должна быть на манеже?
«Ты позанимаешься в другом месте», – сказала мама. И ничего не объяснила в ответ на Динины испуганные «почему».
«Другое место» оказывается длинным зданием, со всех сторон окруженным полями. Надо всем этим простором столько неба, что Дина невольно разевает рот. Так далеко в поле, что кажутся игрушечными, пасутся лошади. Много лошадей. Больше, чем во всей Дининой конюшне.
У дверей длинного здания их встречает хромая собака. Она приветливо машет хвостом, отчего вся ее рыжая попа смешно виляет из стороны в сторону.
– Буська! Оставь людей в покое! – кричит высокая и широкая, почти квадратная женщина в красных резиновых сапогах. Сапоги заляпаны грязью.
– Здравствуйте! – хриплым и резким, как воронье карканье, голосом здоровается она с родителями и нависает над Диной: – Так это, значит, ты будешь на Гардемарине ездить?
Дина испуганно жмется к маме.
– Она, она, – подбадривает папа. – Давай, Дин. Покажи, чему тебя научили.
Звучит так, словно у нее контрольная. Контрольные Дина не любит. Насупившись, она идет за Теткой – так она окрестила женщину про себя – по бесконечному проходу в самый дальний конец конюшни.
– Марик! – восклицает Тетка у предпоследнего денника. – К тебе пришли!
Над краем деревянной стенки взмывает голова на длиннющей шее, и на Дину из-за ржавых прутьев решетки смотрит внимательный карий глаз. Дина видит в нем маленькое отражение своего испуганного лица, и конь тихонько всхрапывает.
Тетка открывает дверь денника и подталкивает Дину:
– Ну же, заходи, не бойся.
Он огромный! Темно-гнедой, с блестящей шкурой и длинным густым хвостом. Тянется губами прямо к лицу, шумно дышит, словно принюхивается. Дина несмело дотрагивается до теплой шеи – заниматься вот на таком! Это же настоящая спортивная лошадь, а не учебная лошадка! Что-что, а разницу она понимает.
– Нравится?
Папа стоит в дверях денника. У него странное выражение лица. Дина даже сказать ничего не может, только кивает, зачарованно глядя на красавца-коня.
Со спины Гардемарина она кажется себе совсем большой, а все остальные – маленькими. У него широкая, нетряская рысь. Легкий галоп – Дина ощущает себя птицей, так и расставила бы руки-крылья. Но она послушно держит повод, стараясь не ударить в грязь лицом. Ей хочется смеяться и чтобы Тетка отпустила Гардемарина с корды, которая позволяет двигаться лишь по небольшому кругу, словно Дина совсем новичок, но она молчит и старается все делать правильно. Конь поворачивает уши назад, прислушиваясь к ней, и Дина шепчет ему: «Молодец, молодец!»
С корды его все-таки отпускают, и Дина рысит вдоль стенки, поднимает коня в галоп и переводит в шаг самостоятельно.
Всю обратную дорогу она оглядывается. Пристает с вопросами к родителям: когда же мы снова поедем к Гардемарину, ведь мы поедем, правда?
Через два дня они опять везут ее в клуб, где ждут хорошие, но не идущие ни в какое сравнение с Гардемарином лошадки.
Почему-то папа заходит в конюшню вместе с Диной. Не в ту, где стоят учебные лошади, а туда, где живут частные. Он останавливается возле четвертого денника, и у Дины замирает сердце: из-за решетки на нее внимательно смотрит Гардемарин, тянет воздух ноздрями и всхрапывает, словно здоровается.
– С днем рождения, Дина! – говорит папа.
В воскресенье ей исполнится десять лет.
Что же здесь такие узкие окна, да еще и загнанные под самый потолок? Она знала, конечно, почему. Чтобы лошади не разбили случайно. Чтобы не поранились. Но вот ей-то сейчас что делать? Страх сжимал горло, мешая дышать, но сдаться сейчас? Когда самая важная часть памяти уже готова была открыться перед ней, что бы это ни значило?
– Я иду туда. Ты – как хочешь, – прошептала Дина одеревеневшими губами и перешагнула порог.
– А-р-х-ш-ш-а… – немедленно донеслось приглушенное шипение от самой дальней стены. Глаза привыкли к сумраку быстро. Уже на третьем деннике она сумела разглядеть табличку, а на четвертом – даже прочитать знакомые, собственной рукой выведенные когда-то буквы: «Гардемарин, мерин, 2003 г. р.». Они были ровесниками.
Шипение и шорох приблизились, стали совсем отчетливыми, вызвав волну дрожи по всему телу, но Дина уже потянула тяжелую дверь денника и захлопнула ее за собой. В квадратном закутке три на три метра было совсем темно. Привычный запах опилок и сена заставил ее сделать глубокий вдох, и память обрушилась на Дину всей своей тяжестью.
– Привет!
Она ушам своим не верит. Игорь всячески избегает того, что связано с лошадьми. Он вообще к животным не очень… Дина проверяет, насколько хорошо затянута подпруга, и не успевает обернуться. Загорелая рука тянется из-за ее спины и смачно хлопает Гардемарина по плечу. Конь вздрагивает, нервно переступает передними ногами. Подковы гулко выбивают дробь по брусчатке прохода. Стартовое волнение, чужой клуб, да еще и этот внезапный хлопок…
– По шее нужно, Игорь! – сердито говорит Дина. – Что ты здесь делаешь?
– Приехал поддержать свою королеву.
Игорь улыбается как ни в чем не бывало и тянется за поцелуем.
Дина уворачивается. За спиной Игоря Анюта, коновод Гардемарина, стучит пальцем по левому запястью: пора выходить на разминку. Елена Прекрасная уже ушла на поле и за опоздание по головке не погладит.
– Похоже, мне здесь не слишком рады? – в голосе парня звучит притворная обида. – Ладно, ушел. Буду смотреть на тебя из ВИП-зоны.