– Не-п-верил? П-смеял-ся? – понимающе спросила Яна.
– Хуже. На хер послал и сказал, чтобы я не мешал работать, – с мрачной грустью ответил Громыко.
Практически в молчании, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами, сыскари попили чаю и разошлись...
* * *
Голова не подвела Громыко – погода действительно поменялась. С юго-востока на Москву наползли тяжелые пухлые тучи странного серо-коричневого цвета, но еще раньше, ночью, город и окрестности накрыла волна теплого, сырого воздуха, принесенного откуда-то из далеких чужих краев.
Зима вздрогнула – и разрыдалась тысячами капелей.
К обеду сугробы потемнели и осели. На тротуарах образовалась вязкая каша из мокрого снега и белесых шариков новомодного реагента, который дворники с понятным энтузиазмом принялись в невероятных количествах сыпать направо и налево, стремясь помочь весне.
Они хотели, естественно, как лучше. Но получилось у них, само собой, как всегда – и народ замотанно матерился, переживая за свои машины, собак, обувь и одежду.
В довершение всего скопившиеся над столицей тучи, полдня мрачно клубящиеся в небе, словно по беззвучному приказу свыше, разом опростались зарядами мокрого липкого снега, и Москву заштриховало серой мглой.
В такую погоду не то что собаку – крыс из амбара выгонять рука не поднимется. Однако к трем часам дня в бункере графа Торлецкого собрались все сыскари. Собрались, как по наитию, без созвонов и предварительных договоренностей.
Громыко, развалившись на диване, смотрел телевизор, Митя азартно рубился в какую-то компьютерную стрелялку, время от времени вскрикивая:
– Ага! Не попал! Мазила! А-а!
Илья и граф, сдвинув самовар и чашки, играли в кости. Черный кожаный стаканчик и темно-коричневые костяные кубики Торлецкий привез в начале сороковых годов из Ирана и утверждал, что эти кости заговорены одним кашмирским суддухом на его, Федора Анатольевича Торлецкого, персону, и поэтому проиграть он не может.
Илья, посмеиваясь, встряхивал стаканчик и выкатывал кубики на скатерть особым манером – с вывертом. Однако заговор давно почившего суддуха все еще действовал, и больше пяти очков у Ильи ни разу не выпало.
Лишь один человек откровенно не делал вида, что не мучается от ожидания. Яна Коваленкова бродила по подземелью, чем-то щелкала в оружейной, гонялась по коридору за Старым Гномом, напевая себе под нос:
– Онпр-лип-ко-мне, как-к-лючка, пр-лепился-он, т-чно-кле-щ, но-его-м-ленькая шт-чка с-мая-луч-шая в мире-в-щь...
Прислушиваясь к пению подруги, Илья тяжело вздохнул о своем, наболевшем, и вновь взялся за кости.
– Семь! – скрипуче озвучил результат его броска Торлецкий, сгреб кубики, потряс, бросил...
– Опять восемнадцать! – пораженно вытаращился Илья.
И тут телефон Громыко, валяющийся на кожаной подушке дивана, хриплым пьяным басом проревел реалтон:
– «Все небо в решетку – хоть вой! И злой вологодский конвой!..»
– Это Ванька! – Громыко подлетел вверх, как гимнаст на батуте, подхватил телефон и отрывисто бросил:
– Слушаю!
Разговор длился недолго, секунд пятнадцать. Однако за это время все сыскари успели побросать свои дела и сгрудиться возле на глазах хмуреющего майора.
– Я понял. Спасибо, Ваня. И... Если сможешь и захочешь, то передай этому новоиспеченному генералу Перфилову, а заодно и Оконникову, что они – два мудака!
Громыко отключился и раздраженно сунул телефон в карман.
– Ну что? – не выдержал Илья.
– Что, что... Руководство сводной бригады приняло решение... Короче, на Бутырина будут ловить, как на живца. Но, ясное дело, не в тюряге. На этап он сегодня пойдет. Не, ну не уроды, а? Янка, скажи!
– Ур-роды. Адна-з-начно! – кивнула девушка.
– Николай Кузьмич, а каким образом осуществляется охрана этого господина? – Торлецкий сделал огораживающий жест рукой. – Если не ошибаюсь, это называется... э-э-э... конвой? Он усилен?
– Да уж наверное, – кивнул Громыко. – И повезут в «стакане», со спецсопровождением... А самое главное – в вагонзаке к нему Леву подсадят. Ну, вроде как тоже зэка.
– Точ-илина? – изумилась Яна.
– Ну, – подтвердил Громыко, а остальным объяснил. – Это, братцы, суперопер. Опыт, интуиция, сноровка и стрельба с двух рук в темноте – девяносто семь из ста.
– А куда Бутырина определили? Куда повезут? – спросил Илья.
– Да недалеко, под Углич, на красную зону. Там его легче под колпаком держать. Завтра он уже на месте окажется...
– А кстати, – негромко сказал Митя, – сегодня ведь двадцатое. Новолуние...
– О том и речь. Начальство решило, что если нашего Василия Иосифовича и придут резать, то только сегодня.
– Углич, Углич... – задумчиво пробормотал Торлецкий и снял с полки здоровенный «Атлас СССР». – Так-так-так... Николай Кузьмич, а кто принимал решение об отправке Бутырина именно в Углич?
– Кокин сказал – так получилось. Это ближайшая красная зона. А что?
Граф не успел ответить, его опередил Митя, выпалив:
– Бобылино! Дорога в Углич – через Бобылино, да?!
– Именно, Дмитрий Карлович! – Торлецкий захлопнул атлас и ладонью припечатал его к столу. – Все произойдет нынешней ночью, господа. Нужно предупредить ваших знакомых, Николай Кузьмич...
* * *
...Громыко честно позвонил Кокину и рассказал ему о версии сыскарей по поводу ожидаемого покушения на Бутырина. Однако разговор закончился ничем.
– Он сказал, что мои сведения «будут приняты к сведению». Каламбуристы, мать их! – досадливо сообщил майор, убирая телефон.
– Они не верят... – Илья налил в стакан теплой воды из остывшего самовара, выпил, поморщился и закончил: – И никто не поверит. Я бы, например, на их месте...
– Сл-ва-б-огу, ты-н-когда-не б-дигпь на-их-м-есте! – перебила его Яна и обратилась к Громыко: – Ник-кузич! М-жет, с-ами?
– Точно! – Илья фыркнул, – лучшая опергруппа Москвы и ея окрестностей – ты, да я, да мы с тобой...
– Ну так чего, так и будем балду гонять порожняком?! – взбеленился Громыко. Неуничтожимый ментовский азарт уже бушевал в нем, и бывшему оперу, имеющему на руках пусть и смутный, но достаточно определенный расклад по всему делу, мучительно было сидеть сложа руки.
– А что вы конкретно предлагаете, Николай Кузьмич? – Торлецкий, похожий на огромного коричневого богомола, встал, шагнул вдоль стола: – Посетить станцию Бобылино, я правильно полагаю?
– Причем, милостивый государь, я даже не предлагаю, а настаиваю! – в стиле графа ответил майор и тут же добавил: – А кому впадлу или обломно, так и по херу, мы и с Янкой...