Когда заборы, подточенные бобрами, падать начали и амбары пустеть, попробовали овчарки было порядок навести, полаять и покусаться, да не тут-то было… Вышли мародеры на свет божий и схарчили толпой всех псов одряхлевших. В 1991 году это было, ты помнишь, хе-хе… И начался на базе полный, полнейший беспредел, какие уж тут хомяки и муравьи, тут слоны с голодухи дохнуть начали.
А впереди всех знаешь кто был, Володя? Крысы, самые ненасытные, самые жадные, самые зубастые. Мы с тобой, Володя, впереди были. Мы все и растащили, хапнули — и по норам.
— И опять я не понял, Серега… — Голос толстяка стал серьезным. — Ты чего? Ты кого крысой назвал? Базар, в натуре, фильтруй! Ты теперь предлагаешь что, отдать все? Кому, хомякам? Тьфу, мля, сочинил херомантию какую-то…
— Помолчи — за умного сойдешь, так, кажется, в босотовых кругах базарят? Я не закончил еще… — В голосе Сергея послышалась сталь. — Дальше слушай — все поймешь…
Ты помнишь, как мы начинали? После армии, самое начало 90-х, кооператоры, цеховики, подпольщики-фирмачи всякие, рэкет… Первые разборы с братвой, первые бабки шальные. Ты тачку свою первую помнишь? «Додж» секонд-хендный, кажется синий, да? Здоровенный такой, сто литров на сто километров ел… Зато понтов было…
— Я и твою тачилу помню первую, — широко улыбнулся толстый Володя: — Мерсюк битый, зелененький такой… Машина-зверь, ревела, как лось!
— Во-во! — кивнул головой Сергей. — И работенку нашу пыльную вспомни, и особливо кликухи наши среди братвы: ты — Утюг, я — Паяльник!
Толстяк захохотал, заколыхался всем телом:
— Да ланна тебе, братан! Мы ж никого не замочили тогда, так, пугали только…
— Никого? — Сергей налил себе еще, отхлебнул. — А Резвана с компаньоном его?
— Не, ну это ж потом уже было, в 93-м, в конце…
— Да, ты прав, это было уже в другую эпоху, и дела мы тогда делали другие… Из бандитов мы стали брокерами, хе-хе. Или диллерами? Помнишь состав с «КамАЗами»?
— Серега, ты еще это алжирское повидло вспомни! Если бы не Бабай, земля ему пухом, так шустриками бы и бегали…
— Да уж, Бабай нам тему подкинул, царствие ему небесное. И понеслось — ваучеры, аукционы, банкротства, основные фонды, офшоры… Как там раньше-то было — хочешь жить: чемодан — вокзал — Израиль? А у нас с тобой другая схема работала: кредит — офшор — Багамы. Этапы большого пути, мля!
Владимир встал, налил себе полстакана из хозяйской бутылки, изобразил пухлой ручкой жест типа «в горле пересохло», шумно проглотил янтарную жидкость, усмехнулся:
— Тока на фига тебя в Думу понесло, до сих пор не пойму… Ну сделали деньги, уважаемыми людьми стали, теперь трешь-мнешь со всякими там политиками, культурниками…
— Я, Володя, тут как раз паузу хотел сделать. Когда в 1996 году ощутил я себя вдруг, как теперь говорят, олигархом, очень мне стало вдруг грустно. Ну деньги, ну немерено денег… И что? Счастье где? Удовольствия? С Веркой развелся, ее и детей обеспечил на сто лет вперед, женил ее на этом Джероме, и живут они сейчас в своей Майямине, как у Христа за пазухой.
Я — свободен, балдей — не хочу! Ты тогда с урюками мутил что-то, проект этот каспийский…
— Между прочим, двести тридцать процентов прибыли! Вместе хапнули тогда! — Володя налил себе еще, подмигнул хозяину кабинета: — Твоя доля пополамная была…
— Но я и вложился по чесняку! — кивнул Сергей и досадливо поморщился: — Да не в этом дело! Я хотел кайф от своих денег получать! Понимаешь? И начал пробовать — ну, чтобы не зря все, чтобы потом, на свалке, не обидно было за них… За эти… За бесцельно прожитые…
Рассвет встречал двадцать четыре часа в сутки — перелетал на вертушке следом за солнышком, жрал и пил все, что только придумать можно — соловьиные язычки, турлэ в соусе из глазниц осьминога, парные мозги откормленных гранатами обезьян… В книге какой-то вычитал про мороженое из женского молока — и даже его заказал!
— Б-э-э… — Толстяк потыкал растопыренными пальцами в три своих подбородка, изображая отвращение.
— Не «бэкай», мне в кайф было! Потом посетил все чудеса света, потом в гонках Париж — Даккар участвовал втихую, на львов охотился с масаями, на касаток с алеутами… Пил по-черному, девок трахал… Вот втемяшилось мне тогда в голову — трахнуть всех мисс каждой страны…
— Че-го? — Владимир вытянул губы трубочкой: — Ну-ка, ну-ка, ты мне и не говорил ничего такого…
— А-а-а… — Сергей махнул рукой, сморщился. — В каждой стране ведь ежегодно конкурс на лучшую девку проводится — ну, «Мисс Канада», «Мисс Малайзия», «Мисс ЮАР» там и прочее… Вот я и решил всех миссей этих трахнуть. За любые бабки. Ну, не обязательно действующих, этогогодних, можно и прошлогоднюю, главное, чтобы она мисс была…
— Ну и?… — сально ухмыльнулся толстяк.
— Сделал… — кивнул Сергей: — Влетело мне это… В крутые бабки влетело, короче. И ведь понимаешь — не запомнилась мне ни одна! Так, бабы и бабы, делов-то. Сто девяносто два государства, ну, понятно, мисс далеко не во всех выбирают, но штук сто я оприходовал… И ни одной зацепки! Хотя вру — была одна. Мисс Беларусь. Алена. Я, ну не сам, конечно, пиарщики трудились, ей это непристойное предложение отправили по почте — мол, тыры-пыры, все такое, и любое желание ваше станет явью! Она, как и все они, согласилась, конечно же, вот только желание у нее было… Не дом, не миллион долларов, не яхта, машина там или золота пять кило… Она мне позвонила и говорит: «Я согласна, только сделаем мы это на смотровой площадке статуи Свободы в Нью-Йорке…»
Вов, ты меня даже не спрашивай, во сколько мне это обошлось… Но — сделал! Точнее, она меня сделала… Высокая, худенькая, прозрачная такая, а как ногами обхватила и давай насаживаться — я темп не выдерживаю, кричу ей — красавица, притормози! А она шипит в ответку: «Вот так! Вот так! Вот так я гребу тебя, твои гребаные деньги и весь это гребаный мир!» Уф… Еле живой ушел. Я ей сто тысяч баксов дал, так просто, на чай, так она мне их в рожу кинула в аэропорту в Минске… Ух и баба…
«Тьфу ты… — передернуло Илью, — я этих уродов уже устал слушать. Твари, довели страну до ручки, а народ — до озверения. Интересно, откуда у скромной старушки бабы Качи эта запись?»
— Серег, ты закруглять этот вечер воспоминаний скоро будешь? Мне к пяти на встречу… — Владимир постучал холеным ногтем по стеклу блеснувшего бриллиантами «картье» на запястье.
— Да погоди ты, успеешь, к самому главному подхожу… — Сергей встал, прошелся по кабинету, повернулся к толстяку спиной и вновь заговорил:
— После всех этих приключений, мать их в рот, понял я, Вовка, что и без денег человек несчастлив… Но вот и с деньгами он счастливым тоже не становится! И решил я сыграть сам с собой в игру одну замечательную. Загадал — если выиграю, по-другому жить стану. А если проиграю…
Словом, вложил я в барабан своего коллекционного кольта патрон сорок пятого калибра, крутанул этот самый барабан как следует, ствол точно в лоб себе упер, глаза зажмурил — и…