V. - читать онлайн книгу. Автор: Томас Пинчон cтр.№ 163

– Смотри, какие у меня милые туфельки, – сказала она, когда он, став на колени, снял их. – Вот если бы у меня была такая ступня. Ступня из золота и янтаря, где вены вырезаны, а не выступают барельефом. Одна и та же ступня – это так скучно; можно только менять туфли. А вот если бы у девушки был – ах! – полный набор или целый гардероб восхитительных ступней разных цветов, размеров и форм…

Девушка? Да ей уже под сорок. Впрочем, что конкретно изменилось в ней, помимо тела, в котором стало больше неживой материи? Похожа ли она на ту пышку, которая соблазнила его двадцать лет назад на кожаной кушетке Флорентийского консульства?

– Мне пора, – сказал он.

– Мой преданный опекун отвезет тебя. – В дверях, словно по мановению волшебной палочки, возникло изуродованное лицо. Оно не выказало никаких эмоций, увидев их вместе. Возможно, любое движение лицевых мышц вызывало резкую боль. В ту ночь свет фонаря создал иллюзию мимики, но теперь Стенсил увидел, что это лицо застыло, словно посмертная маска.

В автомобиле на обратном пути в Валлетту оба не произнесли ни слова, пока не подъехали к городу.

– Не смейте ее трогать, ясно?

Стенсил повернул голову, и внезапно его осенило:

– Вы молодой Гадрульфи… Годольфин, верно?

– У каждого из нас есть к ней свой интерес, – сказал Годольфин. – Я ее слуга.

– В каком-то смысле я тоже. Никто ее не обидит. Ее невозможно обидеть.

В преддверии июньской Ассамблеи события стали приобретать более или менее осмысленный характер. Если Демивольт и заметил в Стенсиле какие-то перемены, то виду не подавал. Мейстраль продолжал слать отчеты, жена его помалкивала; ребенок, который предположительно зрел в ее чреве, тоже обещал поспеть к июню.

Стенсил часто встречался с Вероникой Манганезе. Вряд ли это объяснялось ее мистической «властью» над ним; она не пыталась удержать какие-либо секреты в тайне от своего лысеющего собеседника и не привлекала его сексуально. Скорее, причиной тому была ностальгия – самый неприятный из побочных эффектов приближающейся старости. Тоска по прошлому была столь сильна, что Стенсилу становилось все труднее жить в реальности настоящего момента, который он считал таким важным с политической точки зрения. Вилла в Слиеме все чаще оказывалась приютом вечерней меланхолии. Болтовня с Мехметом и сентиментальные попойки с Демивольтом вкупе с разнообразными уловками Фэйринга и намеками Карлы Мейстраль на врожденную гуманность, от которой он отрекся, поступая на службу, – все это подтачивало и подрывало ту доблесть (virtu), которую он еще не растратил за шестьдесят лет жизни, и делало его дальнейшее пребывание на Мальте практически бесполезны?!. Этот остров – опасная трясина, прикинувшаяся зеленой лужайкой.

Вероника была очень мила. Встречаясь со Стенсилом, она посвящала ему все свое время. Они ни о чем заранее не договаривались, ни с чем нс шептались, не обменивались впопыхах записками – просто вновь и вновь входили в свое оранжерейное время, словно оно отмерялось бесценными старинными часами, которые можно было занести и установить на любой час, как заблагорассудится. Ибо в конце концов они достигли отчуждения от времени, сродни отчуждению Мальты от всеобщей истории, в которой причина предшествует следствию.

Карла пришла снова, на этот раз рыдая в открытую; теперь она не дерзила, а умоляла.

– Священника больше нет. К кому мне теперь идти? Мы с мужем стали чужими. У него есть другая женщина?

Его подмывало сказать ей. Но он удержался, уловив тонкую иронию в ситуации. Поймав себя на мысли, что было бы кстати, если бы между его прежней «возлюбленной» и судостроителем действительно существовала внебрачная связь: тогда замкнулся бы круг событий, начавшихся в Англии восемнадцать лет назад, об отправной точке которых он изо всех сил старался не думать все эти годы.

Герберту сейчас почти восемнадцать. И он, вероятно, на чем свет стоит проклинает байки про эти славные древние острова. Что он подумает о своем отце…

Своем отце. Ха.

– Синьора, – заторопился он. – Я вел себя как эгоист. Все, что смогу. Обещаю.

– Нам… Мне и ребенку… Зачем нам жить дальше? А любому из нас зачем? Он, пожалуй, вернет ей мужа.

С ним или без него июньская Ассамблея станет тем, чем должна стать: кровавой баней или спокойными переговорами – с большей точностью никто не возьмется предсказать или направить развитие событий. Больше нет государей. Отныне политика, отданная на откуп дилетантам, будет становиться все более и более демократичной. Болезнь будет прогрессировать. Впрочем, Стенсилу на это уже почти наплевать.

На следующий вечер у него состоялся разговор с Демивольтом.

– Слушай, последнее время от тебя мало толку. А я не могу один за всем уследить.

– Мы потеряли связных. Мы потеряли даже больше…

– Черт побери, Сидней, что еще не так?

– Здоровье, – солгал Стенсил.

– О Господи.

– Я слышал о студенческих волнениях. Прошел слух, что университет закроют. А тут еще закон 1915 года о присвоении степеней, и в первую очередь он затронет нынешних выпускников.

Демивольт воспринял его слова так, как на то и рассчитывал Стенсил. Как желание помочь, несмотря на болезнь.

– Я сам этим займусь, – пробормотал Демивольт. Он уже знал о тревожной ситуации в университете.

Четвертого июня исполняющий обязанности комиссара полиции приказал направить в город дополнительный отряд Мальтийского сводного батальона численностью 25 человек. В тот же день студенты университета начали забастовку и устроили шествие по Страда Реале, по дороге забрасывая тухлыми яйцами антимиццистов, круша столы и стулья уличных кафе, оставляя после себя ряды заляпанных автомобилей, отчего улица сразу приобрела праздничный вид.

– Нам за такие дела не поздоровится, – объявил Демивольт в тот же вечер. – Я иду во Дворец. – Вскоре после этого Годольфин заехал за Стенсилом на «бенце».

Гостиная на вилле была освещена необычайно ярко, хотя там находились всего два человека: она и Мейстраль. Прочие визитеры, несомненно, уже успели здесь побывать: среди статуй и старинной мебели кое-где можно было заметить окурки и чайные чашки.

Стенсил улыбнулся смущенному Мейстралю.

– Мы старые друзья, – мягко сказал он. Откуда-то – из самых глубин – наружу вырвались остатки двуличности и virtu. Стенсил заставил себя включиться в реальность настоящего, возможно осознавая, что делает это в последний раз. И, положив руку на плечо докера, произнес: – Пойдемте. Мне надо дать вам кое-какие инструкции. Наедине. – Он подмигнул женщине. – Видите ли, номинально мы остаемся противниками. Таковы Правила.

За дверью он согнал с лица улыбку.

– Два слова, Мейстраль, не перебивайте. Вы свободны. Мы в ваших услугах больше не нуждаемся. Вашей жене скоро рожать, возвращайтесь к ней.