– Я… Я не знаю… – развел руками Митя, с трудом пытаясь вспомнить, кто такие попечители и инспекторы. – Ну, учителям это не надо, у них зарплата маленькая… Мама говорит: удивительно, как они вообще не бросают школу.
– Несчастная страна, несчастное время… – граф взялся за голову и принялся нервно расхаживать по комнате. – И во всем этом виноват я! Я! Господи, какое это наказание – жить вечно и каждый миг испытывать вину за прожитое…
– Не расстраивайтесь! – попробовал Митя утешить графа. – Ну вы-то тут при чем? У нас же этот… переходный период…
– Нет! – вдруг скрипуче выкрикнул граф. – Я этого так не оставлю. Помочь всей России не в моих силах, но вам, вам, Дмитрий Карлович, я помогу обязательно!
– Эт-то как?.. – озадаченно посмотрел на раскипятившегося графа Митя.
Тот вонзил пылающий зеленым ноготь в заплесневелый потолок и выдал:
– Дуэль! Этого мерзавца необходимо проучить, поэтому – дуэль! Учитывая ваш юный возраст – без оружия, так сказать, на кулачках, но по всем правилам дуэльного кодекса!
«Ага… – подумал Митя, представив, как Дыня с Тыквой держат его, Иголкин пинает сзади по спине, а Мишган бьет кулаками в лицо. – Дуэль – это здорово. Но лучше все же с оружием. Р-раз! – и Мишаган насквозь…»
И тут же Митя понял: убить человека он не сможет. Ни за что, пусть даже этот человек – Мишган Калачов.
Граф, заметив на Митином лице сомнение, понизил голос:
– Э-э-э? Дмитрий Карлович, вы, как я понимаю, отнюдь не воинствующий субъект, ведь так? С большим удовольствием окажу вам услугу, обучив нескольким весьма эффективным приемам английского бокса и созданной нашими соотечественниками Спиридоновым и Ощепковым борьбы самбо…
– Да не, не надо… – грустно покачал головой Митя. – Их все равно пятеро будет. Не смогу я…
– Пятеро?! – вскричал граф, потрясая костлявыми руками. – Ну уж нет! В таком случае я иду с вами, сударь! Посмотрим, чья возьмет…
Тут уже настала Митина очередь кричать и махать руками:
– Да куда пойдем-то? Что вы не в свое дело… У него, у Мишгана, братан… Сам Калач! Он же бандит, этот, как его… пахан, у него и пистолет есть!
Удивленно уставившийся на вопящего Митю граф при слове «пистолет» хищно оскалился, пошарил на полу и торжествующе воздел руку с револьвером, покрытым опушкой из пыли («Так вот обо что я споткнулся!» – догадался Митя):
– Вот! «Смит-и-Вессон», русская модель, стоял на вооружении жандармского корпуса. Я из него пытался… Впрочем, неважно. У меня есть и другое оружие, но и это – еще вполне ничего. Смазать, перезарядить – и хоть сейчас в бой. Зло, Дмитрий Карлович, обязательно должно быть наказано. Надаем по шеям вашему обидчику и его миньонам, а если вмешается этот разбойник, его старший брат, окоротим и его, да-с! И по шеям, непременно по шеям…
* * *
Домой Митя вернулся поздно, опоздав к ужину. Мама поворчала на него, пообещав обо всем рассказать отцу, когда тот приедет из командировки. Потом, усадив сына за стол, она села напротив, подперла голову рукой и, наблюдая, как Митя с аппетитом уминает котлеты с жареной картошкой, сказала:
– Мить, вот ты опять в парке пропадал. Один. Ты мне скажи – почему у тебя друзей нет совсем? Ведь нельзя же так. Мы в твои годы…
– Ну, мам, я не один. Я со Старым Гномом… – прошамкал Митя набитым ртом.
– Во-во! – мама нахмурилась. – Именно что со Старым Гномом! Картина маслом: «Мальчик и его лучший друг ежик»… Я сегодня маму Иры Самойловой встретила. Она говорит – смеются над тобой в классе. Мить, ну что ты, а? Ты ж у нас – умный мальчик, коммуникабельный. Может, тебя обижает кто-нибудь? Может, случилось что-то? Ну не молчи, Митя!
Да, «не молчи!»… А что тут скажешь? Митя шмыгнул носом и сказал то, что должен:
– Не, мам, все нормально. Просто там, на уроке, смешной момент был, вот все и смеялись. А Самойкина мама перепутала что-то. Все нормально…
– Ну, как хочешь… – разочарованно покачала головой мама, убрала опустевшую тарелку в раковину и пошла в зал, на прощание бросив:
– За компьютером чтобы не больше часа, побереги глаза! И перед сном долго не читай, слышишь?
– Да слышу я, слышу! – отозвался Митя, а сам вдруг всерьез задумался – а смог бы он бросить вызов Мишгану и его компании? Вот так, как в книгах, – прийти с графом к этой их трансформаторной будке и крикнуть: «Эй ты, чмо!..» Нет, так не годится. Это пусть Мишган всякие словечки использует, Митя скажет, как образованный человек: «Эй, ты, подонок! Я тебя не боюсь и ничего тебе делать не буду!» Тьфу ты, ерунда какая-то… Так только в плохих фильмах говорят… Надо будет завтра посоветоваться с графом.
И вдруг Митя понял, что мама была не совсем права. Картина маслом теперь должна была называться так – «Мальчик и его друзья: ежик и бессмертный граф Торлецкий»…
* * *
Субботнее утро разочаровало Митю – с серого низкого неба моросил нудный дождик, явно не собиравшийся заканчиваться, а лужи на асфальте обещали промокшие ноги.
Мама, попив кофе, велела сидеть дома, ни в какой парк не ходить, обязательно пообедать, помыть посуду и пропылесосить ковры. Сама она собралась и уехала на работу – у них в оранжереях вовсю шла подготовка к зиме, тут каждый день на счету.
Митя послонялся по комнатам, включил компьютер, поиграл в третьих «Героев», а потом махнул рукой и принялся одеваться. В конце концов, он обещал графу прийти сегодня, чтобы обсудить план борьбы с Мишганом, а мужчины свое слово должны держать во что бы то ни стало…
Пока Митя добежал до парка, пока продрался сквозь мокрые заросли кленовника к дубам, дождь усилился и даже непромокаемая канадская куртка, подарок отца, оказалась очень даже промокаемой.
Аккуратно сняв куски сырого дерна, вчера вечером уложенные на крышку люка в целях маскировки, Митя отвалил тяжелую чугунину. Рядом зашуршало – Старый Гном, несмотря на непогоду, выбрался из норы и притопал любопытствовать. Так вдвоем они и спустились в подземелье…
Граф ждал его, сидя за столом. Круглая комната здорово преобразилась за минувшую ночь – исчезли пыль, плесень, каменная плитка пола блестела, на столе помимо канделябра с ярко горящими свечами и письменных принадлежностей появились медный начищенный чайник, разлапистая спиртовка, стаканы в подстаканниках, жестяная банка с чаем, плетеная корзинка, полная сушек, и сахарница.
– О, Дмитрий Карлович! – обрадовался Торлецкий, вставая. Митю передернуло – все же он никак не мог привыкнуть к зеленым светящимся глазам графа. – Прошу великодушно меня простить – вчера я был настолько взволнован тем обстоятельством, что у меня появился собеседник, то есть вы, что совершенно позабыл о нормах приличия. Я не показал вам мое жилище, не угостил… Подумать только – я едва не попросил вас вчера выйти через тайный ход, которым пользуюсь сам.