Капля чужой вины - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Сорокин cтр.№ 4

– Вскрытие проведу – скажу, – пробурчал эксперт.

«Странно все это, – размышлял я, наблюдая за действиями судебного медика. – Козлы в известке, в засохшем растворе, а одежда у инженера чистая, словно он занес козлы в теплоузел на вытянутых руках. Или они тут стояли, и он только подвинул их под трубу? Еще странность: у Горбаша была всегда до блеска начищенная обувь, а тут носки туфель потерты, словно его, пьяного, волокли под руки по асфальту».

– Андрей! – позвали меня с улицы.

Я вышел. Малознакомый заводской парень сообщил: «Тебя Татьяна у столовой ждет».

Татьяной, просто Татьяной, без отчества, звали технолога пряничного цеха Татьяну Авдеевну Маркину, тридцатидвухлетнюю симпатичную женщину, мать-одиночку, проживающую на втором этаже нашего общежития. Почему ее, единственную из руководства завода, звали исключительно по имени, я не знал.

– Андрей, – вполголоса сказала Татьяна, – директор говорит, может, стол накрыть надо? Чай, булочки, орешков вазочку насыплем, сгущенки нальем.

– Брикет шербета есть? – вместо ответа спросил я. – Подели брикет на четыре части и принеси сюда. Опергруппа на месте происшествия долго не задержится, так что одним брикетом обойдемся.

Я вернулся к теплоузлу, потолкался возле трупа, через плечо участкового прочитал протокол осмотра, составленный под диктовку судебного медика.

От погрузки тела на носилки мне удалось увильнуть. Пока инспектор ОУР опрашивал грузчика Боброва, первым обнаружившего Горбаша, я сходил к столовой, забрал брикет, аккуратно завернутый в вощеную бумагу.

– Ну что, поехали? – спросил Максим Павлович, закончив работу.

Я молча протянул ему сверток. Инспектор осторожно развернул уголок, с наслаждение понюхал содержимое.

– Сегодня сделали? – спросил он. – Сразу чувствуется – свежак! В магазине такой никогда не купишь. Спасибо, брат!

Он похлопал меня по плечу, сел в автомобиль и укатил со всей свитой в райотдел. Объяснять коллеге, что первая партия шербета еще остывает в формочках, я не стал.

По пути в общежитие я велел Боброву зайти ко мне вечером, сообщил Татьяне, что ее подарок всех устроил, и пошел к директору.

– Ну как? Что с шербетом? – с порога спросил он.

– Вороны на крыше второго корпуса доедают. Шербет на морозе затвердел, как кирпич, но по виду свежий был, наверное, вчерашний.

– Что твои коллеги говорят? Это самоубийство?

Я, не вдаваясь в подробности, пересказал выводы судебного медика. Полубояринов посокрушался, что его деятельный и образованный инженер совершил такой необдуманный поступок, и отпустил меня. Поднявшись в комнату, я вскипятил чай, закурил, сел у окна.

«Слава богу, что вчера я целые сутки был у всех на виду, – подумал я. – Покончил с собой Горбаш или ему помогли, вчера он вздернулся или сегодня рано утром – мне без разницы. Меня в это время на заводе не было».

Во время учебы я твердо решил, что буду жить отдельно от родителей. В Омске я привык к независимости, к отсутствию диктата в быту. В школе я мог распоряжаться свободным временем по своему усмотрению, а в родительской квартире – нет. Я не мог привести в гости понравившуюся девушку и уединиться с ней на всю ночь или пригласить друзей выпить водки после работы или удачно выполненного задания.

Мои родители считали, что интимные отношения до брака – это разврат, я же был уверен, что пуританское воздержание и условности со штампом в паспорте – средневековый идиотизм. Нравится тебе ухаживать за женщиной три года, кто же не дает? Гуляй с ней по городу, дари цветочки, сочиняй стихи. Вольному – воля! Но если вас влечет друг к другу, и девушка ждет от тебя любви и ласки? Что делать? Соблюсти условности и рассказать ей о творчестве Бродского? Я бы рад рассказать, но толком не знаю, кто этот мужик. Вроде бы поэт, о котором сроду бы никто не знал, если бы его стихи цензура не запрещала.

Как-то мне, соблюдая правила конспирации, дали прочитать одно его стихотворение. Я был изумлен. В этом опусе не было ни матерных слов, ни проклятий в адрес советской власти, ни пошлых намеков. За что его запретили, для меня осталось загадкой.

Со спиртным та же история – одни условности и ограничения. Мать и отец, демонстрируя редкое единодушие, считали, что употреблять спиртные напитки можно только по праздникам. Полностью согласен, но что делать, если душа просит праздника, а в календаре его нет? Словом, жил бы я один, творил бы что хотел, а в родительской семье меня ожидали только условности и запреты.

Перед окончанием школы, во время стажировки, я объехал всех начальников райотделов и предложил свои услуги. Вкратце мое предложение выглядело так:

– Я буду служить вам лично и возглавляемому вами райотделу с преданностью цепного пса. Я буду работать сутками, не считаясь с личным временем. Мне ничего не надо взамен. Кроме отдельной жилплощади. Какой угодно, но отдельной.

Начальники РОВД вздыхали и с сожалением объясняли, что готовы взять меня хоть завтра, но жилье предоставить не могут, так как я прописан у родителей и в улучшении жилищных условий не нуждаюсь.

Последним я встретился с начальником Заводского РОВД Вьюгиным Сергеем Сергеевичем. Выслушав меня, он задал несколько профессиональных вопросов, проверяя, насколько я готов к самостоятельной работе и будет ли с меня толк в будущем.

– Ну что же, ты мне подходишь, – сказал Вьюгин. – С распределением вопрос я решу, с жильем помогу. В заводское общежитие пойдешь? Комната отдельная, удобства на этаже.

В этот миг мне показалось, что я ни о чем в последние годы так не мечтал, как о комнате в рабочем общежитии. Я начал сбивчиво благодарить Вьюгина, но он, коварно усмехнувшись, продолжил:

– У меня тоже будет условие. За отдельное жилье ты будешь обязан отработать в моем отделе пять лет. Если в течение этого срока тебе предложат пойти на повышение в другой орган милиции, ты откажешься. Откажешься, даже если на новом месте предоставят отдельную квартиру и досрочно повысят в звании. С ответом не спеши, подумай.

– Мне нечего думать. Я согласен.

– Тогда бери лист бумаги и пиши расписку.

Я взял авторучку, но Вьюгин остановил меня:

– Погоди, так дело не пойдет. Ручкой любой дурак написать сможет. Ты кровью расписку напиши, тогда я поверю, что ты – хозяин своему слову.

Честно говоря, я написал бы расписку хоть кровью, хоть кровавыми слезами. Отдельное жилье того стоило. На общих условиях точно такую же комнату мне предоставят лет через шесть-семь, а тут – сразу, в обмен на какую-то расписку… Но как писать кровью? Проткнуть палец иголкой и начать кровью выводить на бумаге расползающиеся буквы? Насколько одного прокола хватит? И еще вопрос: где эту самую иголку взять?

Я размышлял не более секунды:

– Сергей Сергеевич, я напишу расписку авторучкой, а подпись, если надо, поставлю кровью.