Гулко хлопнула дверь подъезда. Когда «ЗИС» завернул за угол, Шибанов сорвался с места и стремительной тенью пересек переулок.
Абакумов поднимался по лестнице медленно, усталой походкой человека, заканчивающего долгий и трудный день. Услышав, что кто-то вбежал за ним в подъезд, он тут же обернулся и сунул руку в карман плаща.
— Товарищ комиссар госбезопасности, — торопливо проговорил капитан, — это я, Шибанов.
— Что ты тут делаешь? — спросил Абакумов, не вынимая руку из кармана. Капитан понял, что одно неверное слово или движение — и он может получить пулю.
Шеф не видел его уже три недели — с того самого момента, как по личному распоряжению Берии Шибанова отправили на базу «Синица». За эти три недели с капитаном могли сделать все что угодно — перевербовать, запугать, обколоть наркотиками, или просто убедить в том, что его начальник — враг народа.
— У меня для вас очень важная информация, — сказал Шибанов, глядя на шефа снизу вверх. — Никто не должен знать, что я с вами встречался. Поэтому я позволил себе прийти к вам домой. Если об этом узнает товарищ нарком, мне крышка.
Абакумов засопел и вытащил руку из кармана.
— Поднимешься? — спросил он будничным тоном. — Или так и будем на лестнице стоять?
В огромной квартире было пусто — жена и сын Абакумова летом жили на даче. Комиссар госбезопасности жестом пригласил капитана в кухню, открыл холодильник, достал оттуда початую бутылку водки и глиняную тарелку с солеными огурцами.
— Выпьешь?
— Я же не пью, товарищ комиссар госбезопасности.
— Пьяниц не люблю, трезвенников опасаюсь, — проворчал Абакумов, наливая себе полстакана водки. — Не я сказал, а сам товарищ Горький. Ну, и что там у тебя стряслось, капитан?
Он выпил водку залпом и вкусно захрустел огурцом.
— В воскресенье по личному распоряжению наркома внутренних дел я был направлен в Ленинград, — начал Шибанов, но шеф перебил его.
— Это ты мне можешь не рассказывать. Все, что связано с операцией «Вундеркинд», я курирую лично.
"А я думал, нас товарищ Берия курирует", — подумал Шибанов. Вслух он сказал:
— В Ленинграде ЧП, товарищ комиссар госбезопасности. Из хранилища ленинградского управления НКВД похищены предметы, изъятые у Льва Гумилева летом тридцать восьмого года.
Абакумов посмотрел на него тяжелым взглядом. Глаза у него были красные от недосыпания.
— Что-то я не понял, капитан, — сказал он медленно. — Что значит — похищены?
Шибанов коротко и четко доложил ему все, что узнал в Ленинграде. С каждой минутой Абакумов мрачнел все больше.
— Ты понимаешь, что это значит? — спросил он, наконец.
— Думаю, да. Противник провел на нашей территории наглую операцию. Работали наверняка профессионалы, диверсанты высокого класса.
Абакумов плеснул себе еще водки, выпил, скрипнул зубами.
— А ты отдаешь себе отчет, капитан, какие в этой игре теперь ставки? — спросил он хриплым голосом. — И сколько сил пришлось затратить немцам, чтобы вытащить эти цацки из блокадного города?
Некоторое время шеф сидел, глядя в одну точку. На его сильном лице играли желваки.
— Они знают про Гумилева, — сказал он, наконец. — Возможно, они знают о том, что мы ищем Орла. Из этого следует два вывода. Ну-ка, капитан, скажи мне, какие.
Шибанов потер сломанный нос.
— Во-первых, не исключена утечка информации, — сказал он.
— Где-то у нас завелась крыса.
Абакумов кивнул.
— Правильно. А во-вторых?
— Будем отменять операцию?
Комиссар госбезопасности внимательно посмотрел на него.
— Ты головой-то сильно ударился? — заботливо спросил он.
— Врачи говорят — сильно, — пожал плечами Шибанов.
— Оно и видно! — рявкнул Абакумов, хлопнув по столу ладонью. — Операцию надо проводить в кратчайшие сроки! Немедленно! Потому что если мы не вернем Орла в ближайшие дни, мы не доберемся до него уже никогда! Понял, капитан?
Шибанов вскочил и вытянулся по стойке "смирно".
— Так точно, товарищ комиссар госбезопасности.
— Ты должен был сразу ехать к наркому, — буркнул Абакумов. — Почему поехал ко мне?
— В тюрьму неохота, — честно ответил Шибанов.
— Брось, никто бы тебя в Лефортово отправлять не стал. Но сделал ты правильно. Тебе, кстати, повезло — Лаврентий сейчас у Хозяина, на Ближней даче. Вернется не раньше одиннадцати. Ты к этому времени должен уже час сидеть у него в приемной, понял.
Абакумов с сожалением убрал ополовиненную бутылку обратно в холодильник.
— Я сейчас тут помозгую, как лучше все это повернуть, а утром поеду в контору. Прикрою тебя от Лаврентия. Давай, капитан, двигай. И поспи хотя бы минуток двести, а то у тебя рожа — краше в гроб кладут.
Выйдя на улицу, Шибанов глубоко вдохнул прохладный утренний воздух. Напряжение, владевшее им последние несколько часов, постепенно отпускало свою стальную хватку.
"Почему шеф сказал "если мы не вернем Орла"? — неожиданно подумал капитан. — "Он оговорился или… проговорился?"
Абакумов наблюдал в окно, как капитан идет к стрелке Телеграфного и Потаповского переулков. Дойдя до перекрестка, Шибанов покрутил головой и вдруг, развернувшись на носках, нанес несколько пушечных ударов невидимому противнику. "Молодой еще, — хмыкнул про себя комиссар госбезопасности. — Детство в заднице играет… боксер хренов…"
Он прошел в комнату и несколько раз крутанул диск рогатого черного телефона.
— Максим Александрович? — сказал он в трубку. — Это Абакумов. Прости, что разбудил. Тут у меня новости. Нет, нехорошие. Лучше ты ко мне. Жду.
Абакумов оказался прав: выслушав рапорт Шибанова о происшествии в Ленинграде, Берия потемнел лицом и пробормотал про себя какое-то грузинское ругательство, но кричать на капитана не стал, а велел ему немедленно возвращаться на базу С-212 и доложить об изменившейся ситуации командиру группы. Когда Шибанов вышел, нарком вызвал к себе своего заместителя Богдана Кобулова, человека, которому доверял почти как себе. Кобулов, огромный, толстый армянин, был начисто лишен каких бы то ни было сантиментов; Берия знал, что во время работы на Кавказе Богдан сам пытал подследственных, вырывая им ногти.
— Поедешь в Ленинград, — велел Берия. — Тамошние чекисты крепко проштрафились, надо их наказать.
— Есть, товарищ народный комиссар внутренних дел, — Прогудел Кобулов. — Накажем так, что никому мало не покажется.
— Это не все, — перебил его Берия. — Возможно, там поработала немецкая разведка. И если это так, то мне нужны улики. Настоящие, а не вырванные с мясом, ясно?