Дан Марк поднял брови.
– Сидеть и помнить, что я у себя дома не хозяин?
– Нет. Ставить интересы поместья на первое место, что и будет должным образом и отражено, и оценено его величеством. Равно как и ваша беспристрастность.
Дан Марк только головой качнул.
– Я надеялся на другое, дан Рокко.
– Понимаю. Но еще раз повторюсь, дан Марк, разговор этот должен состояться не сейчас, а через год. А пока… скажите мне, то, что рассказывала дана Адриенна, – правда?
– Я не знаю, что именно она рассказывала.
– Она занимается лошадьми? Выбирает их, покупает, определяет, кого и с кем скрещивать?
– Да.
– Благосостояние вашего замка держится на торговле скотом?
– Лошадьми в основном. Но да, у нас хорошие лошади, у нас козы… мы вычесываем их, торгуем вещами из пуха…
– Адриенна мне и об этом рассказала.
И о том, как все начиналось. И как ее мать восхитилась в свое время пуховыми козлятами, и как теперь этих коз небольшое стадо, и про многое другое…
Лошади более прихотливы, их не так много. А вот козы, птица, рыбные пруды…
Поля в СибЛевране не разглядишь, не та местность, но сделанное вызывало уважение. И как понял дан Рокко, сначала этим занималась эданна Рианна, а потом ее дочь, когда подросла. Дан Марк хорошо торговал, но и только.
Мало ведь продать-купить. Это важно, но надо еще, чтобы кто-то товар вырастил, вычесал, спрял… да много чего в данном случае надо.
Дан Марк скривился.
– Да, это верно.
– На дане Адриенне держится благосостояние поместья. На эданне Сусанне – ничего. Полагаю, она с радостью начнет разбираться в делах СибЛеврана, и тогда…
Дан Марк понял. И поскольку дураком он все же не был, решил более не настаивать.
– Хорошо, дан Рокко. Я принимаю вашу позицию.
– А я скажу так, дан Марк. Я думаю, через год многое изменится. И мы с вами еще поговорим.
– Я запомню эти слова, дан Рокко.
Распрощались мужчины не то чтобы дружески, но и не врагами. И дан Марк отправился в свои покои.
Ему многое предстояло объяснить супруге.
* * *
Оказывается, очень тяжело жить, когда рядом есть кто-то ненавистный. В обоих смыслах этого слова. И когда ты ненавидишь, и когда тебя ненавидят…
Адриенна себя чувствовала отвратительно. Всю жизнь она росла в атмосфере любви и одобрения. Отец ее любил… да, теперь уже навсегда в прошедшем времени.
Рози ее любила, да и любит.
Слуги к ней относились замечательно. А что сейчас? А сейчас – вот… сложности!
Дело в том, что Адриенна через пять лет отсюда уедет. Навсегда. И что тут будет, и как тут будет… раньше-то понятно, она хозяйка, выйдет замуж, сюда и мужа приведет… хозяйке угождать надо.
А кто станет хозяйкой теперь?
Эданна Сусанна, в отличие от девочки, весьма успешно начала позиционную войну. Здесь пара слов, там намек, тут улыбка… и вот уже Адриенну встречают настороженно. И вот уже улыбки сменяются подозрительными взглядами.
А как это – когда ты привыкла, что тебя любят?!
Больно.
Не столько от отношения, сколько от понимания, что это – БЫЛО. Оно ж не на пустом месте выросло, значит, внутри человека так и было. И по головке ее гладили не потому, что она Адриенна, а потому, что она – хозяйка СибЛеврана.
Рози оставалась единственной, кому можно было поплакаться. Она утешала Адриенну, успокаивала:
– Да вы не переживайте так, дана. Вы ж хозяйка…
– А слушаются – эту тварь!
– Не без того. Ну так для всех же ваш отец главный, а она его супруга.
– И что мне делать?
– Да ничего. Со временем все образуется, просто потерпите…
Легко сказать – потерпите…
А терпеть – легко?! Вы сами-то пробовали? Даже падре Санто – и тот повелся на открытые сиськи! Смотрел в вырез наглой бабе так, словно там бог весть какое сокровище, и к ручке прикасался ласково, и на Адриенну поглядел… да, неодобрительно!
Еще и попробовал завести речь о том, что нельзя быть эгоисткой. Нельзя только о себе думать, надо за отца порадоваться, ему такое счастье привалило наконец-то, а она, дочь неблагодарная…
Адриенна пару минут подумала.
Исповедаться? Нет?
Это же падре Санто! Он ее с детства знает, он ее крестил, он… а КАК она ему сможет все рассказать? О СибЛевранах, о Моргане, о черных розах, о помолвке… как?!
И что с ней после такого будет?!
Адриенна поднялась со скамьи, на которой сидела и ожидала.
– Простите, падре, мне не в чем исповедаться.
– Чадо! – ахнул падре. Раньше Адриенна улыбалась, рассказывала ему о своих детских грешках… ну кто ж из детей не шалил? Кто не нарушал правила? Это жизнь, без этого и ребенка-то не будет.
А вот сейчас…
Падре протянул руку, хотел что-то сказать… Его остановил ледяной блеск синих глаз.
– Падре, Он – беспристрастен.
Девочка вышла, держа голову, словно королева. И падре Санто вдруг стало стыдно. Дураком он не был, чего уж там. Много чего насмотрелся, много навидался, в том числе и вот таких баб, как эта Сусанна. Что бы она ни плела, половину он распознал враньем.
А все же…
Не подумал он о девочке. Подумал он о дане Марке. Вот как ему-то? Подумал, понял, посочувствовал – и поставил его интересы вперед интересов Адриенны. Вот если девочка попробует найти общий язык с эданной… а по-простому, прогнется под ее интересы, поместье ей отдаст, денег даст… тогда эданна родит дану Марку сына, и окрестит его падре Санто, и приезжать сюда будет из года в год, словно ничего и не поменялось, даже когда Адриенна уедет навсегда…
А это – хорошо?! Падре стало стыдно. Но поздно.
Судя по ледяному синему взгляду, его уже не простят. Не смогут.
А что пару часов спустя Адриенна плакала в саду… а этого никто не видел. Значит, и не было ничего. И глаза почти не покраснели… Точно – не было!
* * *
– Сядь, дорогой мой.
Леонардо послушно сел в кресло. Поглядел на мать вопросительно.
– Что случилось? Я хотел по окрестностям проехаться…
– Пф-ф-ф-ф, окрестности. Можешь не спешить, тут, кроме идиотских гор и дурацких лесов, ничего и нет, – скривила губы эданна. Действительно, ближайший город был в нескольких днях пути. Деревня – сутки. Вот как тут жить благородным людям?
Чем себя развлечь? Свиней, что ли, на скотном дворе, пересчитывать? Или с лошадьми, как эта нелепая девица, возиться?