– Моровы захватили академию. Ты вроде в курсе, ты была там.
– Я имею в виду после того, как вы уехали.
– Ничего особенного, – ставлю на плиту сковороду и выкладываю на нее два крылышка.
– Правда? Совсем?
Почему она так на меня смотрит? У нее такое лицо, будто я тяжело больна. Я не больна, я просто устала. Вот и все.
– Почему ты спрашиваешь?
– Просто… – она мешкает, – я заметила, как странно вел себя Верховный Жрец. Вернулся ночью, собрал вещи и уехал неизвестно куда, даже не предупредив Старейшину.
– Я здесь при чем? Он большой мальчик.
– Он выглядел мрачным, больше чем обычно.
Беру лопатку и переворачиваю крылышко.
– Только не говори, что переживаешь за него.
Она отводит глаза, будто я сказала что-то неприличное.
– Я подумала, может, что-то случилось, и решила к тебе наведаться.
– Думаешь, это из-за меня?
– Не знаю, что и думать. Сильвер, – она подается вперед, – что произошло? Ты его видела ночью?
– Да, – откусываю бутерброд. – Он приходил ко мне.
– Зачем?
– Чтоб извиниться и увезти меня.
– Изви…
Она беззвучно выдыхает. Что это с ней? У нее такое лицо, словно я сказала что-то совершенно невероятное.
– За что?
– За то, что убил моего дядю и не сказал мне.
Откусываю еще кусочек и наблюдаю, как удивление на ее лице перерастает в шок. Похоже, она не знала. Что ж, хоть одна хорошая новость за последние сутки.
– Ты хоть понимаешь, что это значит?
– Что твой брат – редкая сволочь?
– Что он изменился!
– Да неужели?
– А ты что ему ответила?
– Ничего, просто выставила за дверь.
– Что? Ты… как ты могла?
– Он убил моего дядю!
– Ты понимаешь… – она заглатывает воздух, словно сейчас задохнется. – Нет. Ты хоть представляешь, скольким людям он приносил извинения? Ни одному, никому, ноль! Черт, поверить в это не могу.
Почему она злится на меня? Это мое доверие выбросили в мусорное ведро.
– Ладно, обсудим это потом. Нужно ехать. Я подожду, пока ты соберешься.
– Нет.
– Что?
Бросаю недоеденный бутерброд на стол.
– Я никуда не поеду.
– Но… ты должна. Проблема с лекарством не решена. Ты обязана доказать сиринити, что ты здесь ни при чем.
Переворачиваю подгорелое крылышко и все же заставляю себя подать голос.
– Извини, но это больше не моя проблема. Я остаюсь здесь.
– О чем ты? Моровы ищут именно тебя. Здесь они тебя найдут. Возможно, они уже на полпути.
– Надеюсь, что придут после обеда. Я бы хотела успеть принять душ.
Выкладываю крылышки на тарелку и сажусь за стол, чувствуя, как Мирилин буравит меня взглядом.
– Что с тобой? Тебе действительно плевать?
Не отвечаю. Просто отрезаю кусочек мяса и засовываю в рот.
– Отлично, а знаешь что? – она отодвигает стул. – Мне тоже. Делайте что хотите. Хотите на все забить и прятаться по своим углам, как маленькие дети? На здоровье!
Она направляется к двери, но останавливается на полпути.
– Знаешь, на самом деле у вас двоих много общего.
Я перестаю жевать.
– Он собрал вещи и уехал в неизвестном направлении только потому, что ему так захотелось. Ты – сидишь здесь и корчишь мученицу вместо того, чтоб взять себя в руки и выпить обезболивающее. Вы оба чертовы мазохисты. Вы просто не можете жить без боли. Она нужна вам как наркотик. Без нее ваша жизнь лишается красок. А на других вам плевать. Вы просто эгоисты. Оба.
Она направляется к двери.
– Позвони, когда повзрослеешь.
Хлопок двери, удар пульса в висках. Я смотрю в свою тарелку и больше не чувствую аппетита. Как бы это ни звучало, но в ее словах есть доля правды, и от этого отнюдь не легче. Бросаю флакончик обезболивающего в мусорное ведро. Может, я и не мазохист, но это бесполезно. То, что у меня болит, лекарство не обезболит, а раны затянутся и сами. Я ведь самовосстанавливаюсь. Только жаль, что восстанавливается лишь кожа и органы, а не душа.
* * *
Два дня. Двадцать шесть пропущенных звонков от Изи и девять от Майкла. Думаю, Майкла сейчас мое психическое здоровье волнует меньше всего. Он ведь в загородном доме с Изи, мечта его жизни осуществилась. Холодные стены, теплая постель – идеальная доля отрешения и комфорта. За окном зима распустила шлейф. Люди спешат, хотят быстрее спрятаться от снега. Машины с трудом выбираются из снежных завалов. Снегоуборщик огромной клешней сметает белесые дюны. Целый мир течет за окном, а я никак не могу заставить себя встать с кровати. Не могу и не хочу. Может, в этом вся и проблема? Постоянно хочу спать. Даже есть не хочу. Словно мозг пытается сбежать от реальности в мир снов. Если бы там было лучше. Я бы могла себя заставить, могла сделать первый шаг, ступить босой ногой на пол и начать жить. Но я не хочу. Все, чего я хочу, это оставаться в кровати. Здесь так тепло и так тихо. Кажется, одеяло приглушает все звуки и даже зародыши мыслей. О чем еще можно мечтать? Но подсознание упорно напоминает мне, что так продолжаться не может. Ты не можешь оставаться в кровати вечно.
Хотя, собственно, почему нет? Мой дядя мертв, родители тоже мертвы, где моя сестра я понятия не имею, как и то, жива ли она вообще. Друзья думают, что я спятила, сиринити прогнали меня, а единственный человек, которого я хотела видеть, всадил мне в спину нож размером с лом. И я еще не имею права на депрессию? Ха! По-моему, у меня есть все основания не вылезать с кровати до конца этого года. Хотя, может, Мирилин права и я слишком драматизирую. Но именно сейчас мне хочется только лежать и смотреть в потолок, изучая его трещины. Ворвись сейчас в дом моровы, я бы не сдвинулась с места. Не оттого, что мне плевать, а потому как это ничего не изменит. Рано или поздно, при свете дня или ночи, они найдут меня.
На экране высветился пропущенный звонок. Еще один. Держу пари, Изи решила под конец меня достать. Нажимаю на кнопку разблокировки и вижу пропущенный звонок от незнакомого номера. Это не номер Изи. Его я знаю наизусть. В глаза бросается входящее сообщение, отправленное всего три минуты назад. Нажимаю на желтый конверт и чуть не роняю телефон. Это сообщение от Эми! Она жива! Сообщение с помарками, в некоторых словах перепутаны буквы. Написано явно в спешке. Она просит прощения за свое поведение и предупреждает о новом нападении моровов, теперь уже на центр Фрейзера. Говорит, что этим их нападки не закончатся и… она просит встретиться? Палец на экране нервно подрагивает. Поверить не могу. То, что она до сих пор не потеряла человечность, хороший знак. Значит, ее еще можно спасти. Мне только нужно лекарство.