Эрик и сам успел – не услышать, скорее почувствовать – что-то странное, словно трещала сама ткань бытия, прежде чем его толкнули, сбивая с ног. Он отлетел на добрых два ярда, удар о землю вышиб из легких воздух, в голове зазвенело. Откуда-то, будто издалека, донесся крик, прорвался сквозь звон в ушах. Эрик вскочил. Рядом корчился и кричал Фроди, а на спине у него расползалось…
Это походило на пчелиный рой, или на муравейник, или на термитов, про которых писали путешественники, только у этих – штук? существ? – не было ни голов, ни ног… да вовсе не было ничего похожего на органы. Словно какой-то шутник просунул в дыру мира устье огромного мешка, заполненного каплями и бусинами дымчатого стекла, и начал высыпать их, предварительно швырнув пару пригоршней на человека.
И там, где они коснулись тела, рассыпалась трухой одежда, исчезала плоть.
Альмод, не касаясь, отшвырнул Фроди в сторону, переворачивая на живот, и пустил с ладони поток слепяще-желтого огня. Эрика едва не вывернуло от запаха паленого мяса, а Фроди закричал еще громче и отчаяннее. Пламя исчезло. Фроди вскинулся на четвереньки, снова распластался по земле, не переставая кричать. Альмод яростно выругался, и в начатом плетении Эрик узнал свое дипломное. Только у него получалось через два раза на третий, а чистильщик работал быстро и уверенно. Но зачем?
– Я не удержу одна! – крикнула Ингрид.
Эрик оглянулся.
Капли, или насекомые, или чем там на самом деле были эти тусветные твари, все сыпались и сыпались, но не отскакивали от земли, а будто прилипали к ней, раскатываясь в стороны, и там, где только что росла трава, уже не осталось ничего даже похожего на зелень. Но разглядеть получше Эрик не мог, потому что Ингрид плела барьер, и твари уже не катились, а натыкались на него и собирались сперва горкой, потом – словно наполняя огромный невидимый стакан.
– Что делать? – спросил он.
– Жги!
Пламя бессильно скользнуло и рассыпалось.
– Горячей!
Эрик прокусил губу до крови. Внутри столба, очерченного Ингрид, полыхнуло изжелта-белым.
– Так?
– Да. Теперь держи!
Он кивнул, понимая, что надолго его не хватит. Дар Даром, способности способностями, но ничто не дается просто так.
Ингрид шмыгнула носом, втягивая красную каплю.
– Альмод! Все ляжем!
– Готово.
Чистильщик выпрямился, шагнул ближе, и Эрик снова узнал свое плетение. Только теперь это походило на мельчайшее сито, подставленное как раз под «устьем», из которого все сыпались и сыпались твари.
– Ингрид, можешь отпускать.
– Но…
– Подхвачу, если что. Мне любопытно, – улыбнулся Альмод.
Эрик не раз видел подобное выражение лица у профессоров, собиравшихся показать школярам интересный эксперимент.
– Нашел время, твою мать!
Он снова ухмыльнулся:
– Как еще проверить, не попробовав? Отпускай. Эрик, ты тоже.
Пламя погасло. Столб дохлых тварей осыпался со стеклянным звоном. Ничего не произошло. Только падали и осыпались новые капли, ведя себя как совершенно обычная стеклянная дробь, круглая и безвредная.
– Охренеть… – выдохнула Ингрид, оседая наземь.
– Ага, – согласился Альмод. – Вот тебе и нет практического применения.
– Так они в самом деле живые? – поинтересовался Эрик.
Ни за что бы не поверил. Но плетение действовало на эти… штуки? тварей?.. как на любое живое существо: когда распад берет верх над созиданием, приходит смерть.
– Не просто живые. Разумные. Если дать им этот разум проявить.
Ингрид передернулась:
– Не накаркай.
– Не в этот раз точно, – пожал плечами Альмод. – Эрик, подхватишь? Твое плетение, в конце концов.
Эрик кивнул, сосредоточился. Хоть бы с первого раза получилось, еще не хватало опозориться перед этими.
– Да ладно?! – удивилась Ингрид.
Альмод кивнул.
– Любимчик Лейва, значит… – протянула она.
– Хватит! – не выдержал Эрик. – Я не виноват, что у меня есть мозги!
Плетение, конечно же, сорвалось. Он ругнулся, начал сначала.
– Ингрид, присмотри за Фроди, – сказал Альмод. – Мы вдвоем разберемся.
Твари сыпались. И сыпались.
– Как долго это длится обычно? – спросил Эрик.
– По-разному. Когда пару минут. Когда час. Однажды – сутки, и мы уже думали, что не удержим.
– А как узнать?
– Никак. – Альмод помолчал. – Держать это куда проще, чем огонь. Знать бы раньше…
Он дернул щекой, словно вспомнив что-то неприятное. Эрик любопытствовать не стал. Так и молчали, пока что-то неуловимое в мироздании снова не изменилось и поток не иссяк.
Альмод удовлетворенно кивнул:
– Ингрид, давай к старосте. Кроме платы пусть выделит избу и пришлет кого-нибудь с носилками.
Эрик огляделся: черные поля, лес примерно в полулиге. Дома у горизонта. Надо же… Впрочем, он слышал, что прорывы всегда бывают недалеко от жилых мест. Словно тварям мало силы самого мира, подавай силу разумных.
Девушка помедлила:
– Нас не должны были звать, пока не привели четвертого.
– Да. – В голосе Альмода прозвучало раздражение, словно она говорила о чем-то очевидном. – Узнаю, кто пророчил, – голову откручу.
– Если не случайная ошибка.
– Это я тоже узнаю. Иди, сейчас все равно ничего не исправить.
Девушка, кивнув, направилась к деревне.
– А ты давай сюда, кое-что покажу.
Альмод снова опустился рядом с Фроди, Эрик присел рядом. Оказывается, тот был не только жив, но и в сознании. Процедил сквозь стиснутые зубы:
– Подопытную крыску нашел?
– А как же.
На то, что осталось от спины, смотреть было жутко – алое, сочащееся сукровицей месиво, темно-багровые струпья, кость… «Край лопатки», – определил Эрик, прежде чем успел ужаснуться. Нельзя же смотреть на живого человека как на экспонат анатомического театра?..
Или можно? Лицо и голос Альмода были абсолютно спокойными.
– Вот здесь, здесь и здесь, – показал он. – Не успел сжечь, твари ушли в ткани.
Эрик кивнул. Узкие глубокие раны, словно оставленные стилетом. «Нет, – поправил он себя, – от стилета рана походит на щель, а здесь словно проткнули металлическим прутом, смазанным чем-то едким, вроде крепкого купоросного масла». Струп вокруг раны был заметен, даже несмотря на ожоги и алую сукровицу.
Творец милосердный, о чем он вообще?!