Мэр Кэстербриджа - читать онлайн книгу. Автор: Томас Гарди cтр.№ 92

— Позвольте вам доложить, сударыня, мы узнали, как попала сюда птичья клетка. Ее принес тот работник с фермы, что приходил на свадьбу вечером… люди видели, как он с клеткой в руках шел по улице, и он, должно быть, поставил ее под куст, когда ходил передать вам чье-то поздравление, а потом позабыл, куда ее девал, и ушел.

Этого было достаточно, чтобы заставить Элизабет призадуматься, а думая, она внезапно, как это бывает с женщинами, догадалась, что птичку в клетке ей принес Хенчард в качестве свадебного подарка и в знак раскаяния. Он не покаялся в содеянном, не стал просить прощения, но ведь он от природы не любил ничего затушевывать и сам был одним из беспощаднейших своих обвинителей. Элизабет-Джейн вышла посмотреть на клетку, похоронила умершего с голоду маленького певца, и с этого часа сердце ее смягчилось по отношению к добровольному изгнаннику.

Когда ее муж вернулся, она рассказала ему, как удалось разгадать загадку птичьей клетки, и попросила Дональда помочь ей поскорее узнать, куда сослал себя Хенчард, чтобы она могла помириться с ним, попытаться облегчить его положение и сделать так, чтобы он уже не чувствовал себя отщепенцем и жизнь стала для него более терпимой. Фарфрэ никогда не любил Хенчарда так горячо, как некогда любил его Хенчард, но зато он и не мог ненавидеть Хенчарда с таким пылом, с каким ненавидел его тот, поэтому он охотно согласился помочь жене осуществить ее похвальное намерение.

Но не легко было обнаружить местопребывание Хенчарда. Уйдя из дома мистера и миссис Фарфрэ, он как сквозь землю провалился. Элизабет-Джейн вспомнила, на что он однажды покушался, и содрогнулась.

Ведь она не знала, что Хенчард теперь другой человек — если только можно употребить столь сильное выражение, когда речь идет о смене чувств, — а следовательно, не знала, что бояться ей нечего. Фарфрэ навел справки и через несколько дней узнал, что один его знакомый видел, как Хенчард в день свадьбы, около двенадцати часов ночи, шагал на восток по дороге в Мелчестер, — другими словами, возвращался туда, откуда пришел.

Этого было довольно, и на следующее же утро Фарфрэ выехал на своей двуколке из Кэстербриджа по Мелчестерской дороге; Элизабет-Джейн сидела рядом с ним, закутавшись в палантин (который в те годы называли «викториной») из меха с густым невысоким ворсом, и румянец ее теперь был немного ярче, чем раньше, а лицо, как и подобает замужней даме, уже стало степенным, что очень гармонировало с ясными, как у Минервы, глазами этой женщины, «чьи движенья излучали ум». Сама она достигла земли обетованной, оставив позади если не все, то, во всяком случае, самые низменные свои заботы, и теперь хотела, чтобы Хенчард жил так же спокойно, пока он еще не опустился на самое дно, — ведь сейчас ему угрожала эта опасность.

Проехав несколько миль по большой дороге, они снова начали наводить справки, и один рабочий, уже несколько недель чинивший дорогу, сообщил им, что видел человека, о котором они спрашивают: близ Уэзербери он свернул с Мелчестерской большой дороги на другую большую дорогу, которая, ответвляясь, огибала Эгдонскую пустошь с севера. На эту дорогу они свернули тоже, и вскоре их двуколка покатила по той древней земле, которую никто, если не считать царапавших ее кроликов, никогда не разрывал и на палец глубиной с тех пор, как по ней ступали первобытные племена. Могильные холмы, оставшиеся от этих племен, бурые и поросшие вереском, округло вздымались к небу на высоких плато, словно пышные перси Дианы Многогрудой.

Супруги обыскали весь Эгдон, но Хенчарда не нашли. Фарфрэ направился дальше, и после полудня они доехали до того выступа пустоши к северу от Энглбери, который был примечателен тем, что на вершине холма, у подножия которого они вскоре проехали, росла жидкая еловая рощица. До сих пор они были уверены, что едут по той дороге, по которой шел Хенчард; но теперь от нее стали ответвляться другие, и оставалось только догадываться, в какую сторону ехать; поэтому Фарфрэ настоятельно посоветовал жене прекратить поиски и попытаться разузнать об ее отчиме другим путем. Сейчас они находятся не менее чем в двадцати милях от своего дома, но, покормив лошадь в деревне, которую они только что проехали, и дав ей отдохнуть часа два, можно будет вернуться в Кэстербридж в тот же день; если же они поедут дальше, им придется где-нибудь заночевать, «а это провернет дырку в соверене», — как выразился Фарфрэ. Элизабет-Джейн подумала и согласилась с мужем.

Дональд натянул вожжи, но прежде чем повернуть обратно, помедлил и рассеянно оглядел равнину, вид на которую открывался с этой возвышенности. Тут из рощицы вышел человек и пересек дорогу впереди них. Очевидно, это был рабочий с фермы; он брел, волоча ноги и глядя прямо перед собой, словно на глазах у него были шоры; в руках он нес несколько палок. Перейдя дорогу, он спустился в лощину и вошел в стоявшую там хижину.

— Если бы мы не так далеко отъехали от Кэстербриджа, я сказала бы, что это бедняга Уиттл. Очень уж этот человек похож на него, — проговорила Элизабет-Джейн.

— А может, это и вправду Уиттл. Ведь он уже три недели не ходит на склад — скрылся, не сказав никому ни слова; я даже остался ему должен за два дня работы и не знаю, кому платить.

Они решили остановиться и навести здесь справки. Фарфрэ привязал вожжи к столбу калитки, и супруги подошли к хижине, которая показалась им самым убогим из жилищ. Ее глинобитные стены, некогда разглаженные штукатурной лопаткой, долгие годы размывало дождем, и теперь комковатая, изрытая бороздами штукатурка крошилась и отваливалась кусками, а серые трещины были кое-где затянуты густолиственным плющом, который, конечно, не мог укрепить расшатавшиеся стены. Листья, сорванные ветром с живой изгороди, лежали кучкой в углу у двери. Дверь была открыта настежь; Фарфрэ постучал, и оказалось, что супруги не ошиблись: перед ними предстал Уиттл.

Лицо его выражало глубокую печаль, рассеянный взгляд был устремлен на посетителей, а в руках он все еще держал палки, за которыми ходил в рощу. Узнав старых знакомых, он вздрогнул.

— Эйбл Уиттл, ты ли это? — воскликнул Фарфрэ.

— Ну да, сэр! Видите ли, он помогал моей матери, когда она жила здесь внизу, хотя со мной обращался грубо.

— О ком ты говоришь?

— Ах, сэр… мистер Хепчет! Неужто вы не знаете? Его уже нет… прошло с полчаса, судя по солнцу, — ведь часов у меня не водится.

— Неужели он… умер? — проговорила Элизабет-Джейн срывающимся голосом.

— Да, сударыня, помер! Он помогал моей матери, когда она жила здесь внизу, посылал ей лучший корабельный уголь — золы от него почти не остается, — и картошку, и прочее, в чем она очень нуждалась. Я видел, он шел по улице в ту ночь, когда вы, ваша милость, венчались с дамой, что теперь стоит рядом с вами, и мне показалось, будто он не в себе и покачивается. И вот я пошел за ним следом по дороге, а он повернулся, увидел меня и говорит: «Эй вы, уйдите!» Но я пошел за ним, а он опять обернулся и говорит: «Уиттл, зачем ты идешь за мной? Сколько раз тебе говорить?» А я говорю: «Я иду, сэр, потому, что вижу, что дело ваше плохо, а вы моей матери помогали, хотя со мной обращались грубо, вот я и хочу вам помочь». Тогда он пошел дальше, а я за ним, и он уже больше не гнал меня. Так мы шли всю ночь, а на рассвете, чуть заря занялась, я поглядел вперед — вижу: он шатается и тащится из последних сил. Мы тогда уже прошли это место, а я, когда проходил мимо дома, видел, что он пустой, вот я и заставил его вернуться, содрал доски с окон и помог ему войти. «Эй, ты, Уиттл, — говорит он, — и к чему ты, бедный жалостливый дурак, заботишься обо мне, окаянном?» Тогда я пошел дальше, и тут одни дровосеки по-соседски одолжили мне койку, и стул, и кое-какую утварь, и все это мы притащили сюда и устроили его как можно удобнее. Но силы к нему не вернулись, потому что, видите ли, сударыня, он не мог есть — да, да, никакого аппетита у него не было, — и он все слабел и слабел, а нынче помер. Один сосед пошел сейчас за человеком, который с него мерку снимет.