У подножия склона стоял капитан драджей и смотрел, как умирают его солдаты. Ну да, настоящий вождь всегда идет в арьергарде.
Я воткнул пальцы в песок. Нечто чуждое, но давно прижившееся внутри меня, соединилось с внешней отравой, побежало, покалывая, по рукам и позвоночнику. Оно уже почти не казалось враждебным. Трава на склоне оживленно кормилась – овивала последние куски драджей и волокла их в липкий красный песок, – но все же услышала. Я приказал ей: «Пропусти!» Морок понял, и заросли, поколебавшись, нехотя подчинились. Часть меня еще была чужой, недоброй, трава хотела схватить и пожрать эту часть, но остальное преобладало, и в темной спокойной глубине, где когда-то ютилась душа, я чувствовал тихую уверенность: трава пропустит.
Конечно, звучит высокопарно, словно я общаюсь с богом, а он отвечает, но на самом-то деле Морок едва замечал меня. Подумаешь – мелочь, мошка на слоновьем заду.
Я затушил фитиль, упаковал мушкет и направился к капитану. Тот не собирался удирать. Трава расступилась передо мной, лишь кое-какие молодые отростки, еще не обзаведшиеся шипами, пытались проколоть сапоги. Когда я впервые шел через заросли травы, то здорово боялся, но за годы привыкаешь к страху. Драдж не видел прежде, как идут сквозь прозрачную смерть, и его огромные рыбьи глаза с широкими зрачками чуть не вылезли из орбит от удивления и ужаса. Он спрыгнул с харка, оттолкнул его – мол, иди прочь. Крупный драдж. Невысокий, но широченный, толстоногий и толсторукий. На плоских губах – молитвенные татуировки; на матовой, будто резиновой коже лба – большое, отливающее серебром клеймо, знак принадлежности Акрадию. Капитан носил меч, схожий с моим, – свой я отобрал у драджа-стражника неподалеку от хрустального леса.
Я подошел на несколько шагов. Так мы уже могли прикончить друг друга. Капитан смерил меня взглядом. Он не знал, что делать со мной, и его можно было понять. Некто, не похожий ни на человека, ни тем более на драджа, прошел через поле стеклянной травы и хоть бы поцарапался – а ведь эта трава пожрала всех солдат капитана.
– О слуга Акрадия, мне бы хотелось переговорить с тобой, – начал я.
Формальное, вежливое обращение. Драджи любят формальности. Когда людей трахают в мозг и превращают в драджей, чувство юмора обычно гибнет.
Капитан удивился, услышав, как я болтаю на его языке. Он переступил с ноги на ногу, потянулся к эфесу – приготовился к драке. Я же и не думал браться за меч. Пусть их бог хоть насквозь прожжет им лбы своей меткой, один драдж – не угроза для меня.
– Кто ты? – спросил капитан.
– Человек, – ответил я.
Капитан занервничал, и я опустил дорожный мешок и мушкет на песок. Хотя, по-хорошему, так делать не стоило. Морок разрушает вещи, нить за нитью, до полного уничтожения. И ткань, и сталь, и человек – исчезает все.
– Ты – сын Морока? – прищурился драдж.
– Я всего лишь человек.
– Нет, ты – иное, – возразил капитан и был прав.
– Просто не похож на остальных. А ты понимаешь, что уже мертв?
Выпучив рыбьи глаза, капитан посмотрел в сторону застреленного навигатора.
– Да.
– Тебе приказали отыскать меня. Зачем?
Полезно при любой возможности напоминать драджам про богов. Это помогает сосредоточиться. Они помешаны на своих властителях.
– Ты – мерзость. Богами не дозволено твое существование, – оскалив толстые квадратные зубы, выдохнул драдж. – Для меня погибнуть – честь, если это приблизит законных хозяев мира к трону, принадлежащему им по праву. Тогда, наконец, воцарится мир.
– Ты ведь знаешь, что не сумеешь убить меня.
– Пусть. Но ты не сможешь противиться воле Глубинного императора, – заявил драдж.
Так уверенно и спокойно, словно и представить не мог ничего иного.
– А, значит, Акрадий вознесся над своими братьями? – с деланым безразличием осведомился я.
– Он – император, – ответил драдж таким тоном, будто я забыл, с какой стороны небо. – Твоя смерть – вопрос времени. Защищайся.
Мы взялись за мечи. Драдж был силен и умело бился. Но поединок продлился лишь пару секунд. Капитан отступил, из шеи его хлынула кровь. Он упал на колени, не веря, что проиграл так быстро.
За последние годы во мне многое изменилось. В свои пятьдесят я не уступал силой и проворством себе двадцатипятилетнему. Даже превосходил. И дрался не как человек.
Когда капитан рухнул ничком и кровь потекла в песок, кто-то будто потрогал мой разум. А, трава. Она хотела тело капитана, но не могла дотянуться. Я был благодарен за свободный проход и потому подкатил тело к траве. Стебли проткнули, рассекли его, и вскоре совсем ничего не осталось. Трава захотела и навигатора, но возни с капитаном мне вполне хватило. Нога по-прежнему страдала от чрезмерных нагрузок, и, к тому же, на труп навигатора у меня имелись другие планы. Я пришпилил его к земле капитанским мечом. Готово. Но теперь надо разобраться с харками. Сами по себе они – не угроза, но способны привлечь больших тварей Морока. Мелочь меня обычно не трогала, но большие не понимали, как много я впитал местного яда. Недавно такой пролетел неподалеку: широкие крылья, скорпионий хвост и несколько голов. За ним по небу тянулся черный маслянистый дым.
Шантар.
Сколь бы сильно меня ни изменил Морок, против шантара я не выстоял бы и полминуты. В небе все еще держался дымный след – там, где, возможно, находился юг.
Появилось мрачное подозрение, что в Мороке меня ищут не только драджи. Надо было поскорей избавляться от харков. Я порылся в седельных сумках. За последние месяцы мой нож выщербился, сделался хрупким. Сапоги тоже едва дышали, но обувь драджей мне бы не подошла.
Со зверями я справился без проблем: связал вожжи, а потом выстрелил холостым. Простодушные твари ошалели от страха и, увы, побежали туда же, куда и хозяева. Пусть трава скажет спасибо.
Пора было возвращаться. Я помнил, откуда пришел, но понятия не имел, приведет ли та же дорога домой. Опустившись на колени, я прижал ладонь к щебню. Магия потекла в мою руку, будто жуткий яд, способный разложить, поглотить все и вся. Я вдохнул и ощутил на губах отраву Морока. Мне так долго пришлось жить в его испарениях, что к боли и горечи уже примешивалась сладость. Я склонился к земле, выдохнул и позволил Мороку сказать, где север.
Я сделался частью земли. Не соединился с нею – слишком уж был мелок и чужд, – но мы открылись друг для друга.
Через Морок я чувствовал и своего хозяина – далекого, грандиозного, отделенного от своей сущности, но, странным образом, остающегося ею. Мой хозяин был очень далеко, за пределами мира. Он мучился, ослабленный после схватки Безымянных с Глубинными королями. Те снова взломали мир и пытались разбудить Спящего.
Мой хозяин и тиран. Воронья лапа.
Небо завыло, заплакало, будто истерзанное болью. На востоке густо клубились красные тучи, пронизанные жилами ядовитой черноты. Отравленный дождь был напастью даже здесь, в Мороке. Он стал идти после Вороньего мора, низвержения моего хозяина, и приносил безумие и кошмары попавшим под него.