— Вы превратили корабль в тюрьму, — сказала Милана.
— О, мы предпочитаем называть это карантином, — ответил Инсек. — Жница!
Дарина ничего не сказала, молча смотрела на него.
— Я не питал иллюзий о людях, — сказал Инсек. — Но вы, Изменённые, меня очень огорчили. Мы спасли вас от смерти, вам были дарованы быстрое взросление, здоровье, знания, полная путешествий и приключений долгая жизнь… А вы так легко и бесчестно нас предали! Ты не хочешь покаяться?
— Если мы сможем вернуться назад, — сказала Дарина, — я найду тебя. Настоящего тебя. Найду и убью.
— Ожидал такой угрозы, — Инсек кивнул. — Но вы не вернётесь.
— Посмотрим, — пробормотал я, просто чтобы оставить за собой последнее слово.
— Я в любом случае не увижу, — сказал Инсек. — Моё существование теоретически может быть опасно — разумное существо способно ошибиться, передумать, испытать жалость или иные чувства. Вдруг я решу вас выпустить? Или убить? Так что я заканчиваю своё существование с твёрдой уверенностью в нашей победе и в сладостном ощущении свершившегося возмездия.
— Ты заманал, — сказала Милана. — Давай, выключайся! Стирай свои мозги, чучело.
— Мне нравится ваша растерянность и беспомощность… — начал Инсек.
— Да тебе просто страшно, — сказал я. — Тебе велено умереть, и ты умрёшь. Вот и треплешься, оттягиваешь миг. Но нравится — не нравится, выключайся, красавица!
Инсек посмотрел на меня. Придумывать не стану, никаких эмоций по его морде я прочесть не мог, тут поглощённый смысл не работал. Но мне хотелось верить, что он посмотрел с ненавистью.
А потом он исчез.
— Стёр себя или соврал? — спросила Милана.
Я пожал плечами. Какая, в сущности, разница…
Не дождавшись ответа, Милана вздохнула. Подошла к ящику, взяла бутылку с водой. Отпила немного, сказала:
— Меня терзают сомнения… на что будут похожи обещанные «соски» и каков будет вкус воды.
— Вкус будет максимально мерзким, — согласился я.
Милана неожиданно улыбнулась.
— Слушайте… и всё-таки как я рада вас видеть!
Как ни странно, но я ощущал то же самое.
Дарина подошла к нам, обняла — и мы несколько мгновений постояли втроём, уткнувшись головами друг в друга. У меня мелькнула шальная мысль, что если Инсек всё-таки не стёр себя, а наблюдает за нами, то он может заподозрить нас в каком-нибудь телепатическом общении.
— Милана, попробуй позвать Высшего? — сказала Дарина негромко.
— Я всё время зову.
— Не отвечает?
— Да, но это ничего не значит. Он никогда не отвечал.
Наверное, она была права.
— Будем исходить из того, что Инсека с нами больше нет, — решил я. — Есть только корабль.
— Он тоже практически разумен, — сказала Дарина. — Инсеки не позволяют машинам осознавать себя, но с нашей точки зрения корабль не глупее человека.
Я подумал о том, что нам придётся общаться с кораблём. Если, конечно, мы не собираемся навсегда остаться на Луне.
Интересно, можно ли переспорить машину?
— Пойду, проверю… — сказал я, не уточняя, что именно.
И двинулся по коридору, возле которого появлялся Инсек.
Да, метров через десять обнаружилось помещение, которого раньше не было. Маленький отсек неправильной формы с низким потолком.
В одном углу была небольшая решётка в полу — канализационный слив.
Недалеко от него, метрах в полутора от пола, из стены выступали две выпуклости, напоминающие женские груди. Каждая заканчивалась соском.
Чувствуя себя извращенцем, я нагнулся и прижался губами к металлу. Тот оказался неожиданно мягким и тёплым, что добавляло неприятных ассоциаций.
Из одного «соска» потекла тонкой струйкой тёплая, чуть солоноватая вода. Из другого — что-то вроде густого молока или жиденькой каши.
Я молоко люблю, и кашу ем с удовольствием любую, кроме гречневой. Но это кашемолоко тоже оказалось невкусным.
Инсек постарался.
Вытерев губы, я отошёл от стены.
Ладно. Все мы в младенчестве пили мамино молоко. А это вообще не грудь, это металл. Инсек мог придать поилкам и более обидную форму.
Но всё-таки поразительно, Инсек ведь разумное существо, превосходящее людей… ну, на порядок, наверное? Знающее тайны полётов через Галактику, умеющее видоизменять живые организмы, строить почти разумные корабли из наноботов. Откуда такая мелочная мстительность и тупой юмор?
Я вспомнил, как отец давным-давно сказал про кого-то: «Умная голова, жаль, дураку досталась». Меня это удивило, я спросил, как это может быть. И отец прочитал мне целую лекцию — про разум, ум, интеллект, мудрость. Выходило, что можно быть гениальным идиотом или мудрым простачком, хоть это и странно.
Видимо, у Инсеков при всём их развитии получилось что-то вроде этого — умные дураки.
А может быть, я зря приписываю им тупые шуточки? Может быть, кормушка (как ещё её назвать) в виде сосков — совершенно нормально с их точки зрения. Привычно и удобно для млекопитающих. Как они своих детей кормят?
Ответ всплыл в памяти. Про Инсеков на Саельме говорили немногое, но всё-таки базовая информация была. Инсеки живородящие, проходят стадию личинок, кормят их матери, отрыгивая полупереваренную пищу.
Да, ещё они гермафродиты на первом этапе развития, а потом уже осознанно выбирают свой пол. Впрочем, могут и поменять.
Я сплюнул в сток и пошёл обратно.
Девчонки занимались обустройством лагеря. Дарина пересчитывала запасы продуктов, Милана раскладывала одеяла. Два спальных места рядом, одно чуть в стороне…
— Может, не стоит располагаться надолго? — спросил я.
Милана покосилась на меня. Сказала:
— А ты нашёл выход?
Я покачал головой. Но в этих приготовлениях, в пересчёте сухих пайков и банок с консервами была какая-то унылая безнадёга.
— Пока нет, — сказал я. — Зато обещанную поилку и кормушку нашёл.
Лёг на пол. Раскинул руки.
И заорал во всё горло:
— А!!! Мне плохо!!! А!!!
Дарина и Милана молча смотрели на меня.
— У меня приступ клаустрофобии! — продолжал я. — Боязнь замкнутых пространств! Это мучение! Я в ужасе, в ужасе, в ужасе! А!!!
— Думаю, закончится инъекцией успокоительного, — предположила Милана.
— Лекарства дадут лишь временный эффект! — выкрикнул я. — А!!! Страх замкнутых пространств! Это болезнь, это болезнь! Это психическое расстройство, оно указано в справочниках!
— Пойду, проверю поилку, — сказала Милана.