- Значит, там за дверью нет коридора? - спросила Юстасия, когда они все уже стояли в галерее.
- Нету, - ответил юноша, который исполнял роль Сарацина. - Дверь открывается прямо в большую комнату, где они сейчас пляшут.
- Так что нельзя отворить, не помешав танцам?
- То-то и оно. Придется нам здесь подождать, пока кончат, потому черный ход они на ночь всегда запирают.
- Теперь уж недолго, - сказал Рождественский Дед.
Но это предположение не оправдалось. Снова музыканты доиграли один танец и тут же без передышки начали другой, да с таким пылом и жаром, как будто только что взялись за свои инструменты. На сей раз это был тот кругообразный мотив без начала, развития и заключения, который из всех танцев, хранимых в памяти вдохновенного скрипача, пожалуй, лучше всего передаст идею бесконечности - знаменитый "Сон дьявола". О стремительном движении танцоров, увлекаемых бурей звуков, немые свидетели, стоявшие снаружи в лунном свете, могли судить по тому, как часто грохали в дверь носки и каблуки, когда хоровод кружился особенно быстро.
Первые пять минут слушать было довольно занятно, но пять минут превратились в десять, потом в пятнадцать, а никаких предвестий конца не замечалось в этом весьма бодром "Сие". Удары в дверь, смех и топот ничуть не ослабевали, и удовольствие от ожидания под открытым небом значительно уменьшилось.
- Зачем миссис Ибрайт устраивает такие вечеринки? - спросила Юстасия, несколько удивленная простецким характером веселья.
- Да у нее не всегда так, бывает и по-благородному. А сегодня решила всех соседей созвать без разбора, и простых поселян, и рабочих, - пусть, мол, повеселятся по-своему, а потом она их хорошим ужином угостит. И сама с сыном за всеми ухаживает.
- Понятно, - сказала Юстасия.
- Ну, вроде конец, - сказал святой Георгий, который стоял, приложив ухо к двери. - Сейчас к этому углу парень с девушкой прибились, и, слышу, он ей говорит: "Ах, как жалко, кончено наше блаженство, душенька".
- Слава богу, - отозвался Турецкий рыцарь, топая ногами и снова беря в руки прислоненный к стене жезл. Она была в более топких башмаках, чем ее спутники-мужчины, и ноги у нее отсырели и застыли.
- Он, нет, еще не конец, - сказал Храбрый солдат, глядя в замочную скважину; музыканты уже опять играли новый зажигательный мотив. - Дедушка Кентл стоит в этом углу и ждет своей очереди.
- Ничего, это рил для шести человек, скоро кончат, - утешил Доктор.
- Да почему бы нам не войти, хоть пляшут, хоть нет? Они же сами нас позвали, - сказал Сарацин.
- Ни в коем случае, - властно сказала Юстасия, быстро расхаживая между домом и калиткой, чтобы согреться. - Вломиться во время танца, помешать гостям - это невежливо.
- Вот еще командир выискался, - проворчал Доктор. - Думает, он важная птица, оттого что чуточку больше учился, чем мы.
- Иди ты - знаешь куда! - отрезала Юстасия.
Трое или четверо парней в это время перешептывались, потом один обратился к ней.
- Можно вас спросить? - сказал он мягко. - Ведь вы мисс Вэй? Да? Нам думается, что это так.
- Можете думать, что вам угодно, - с расстановкой проговорила Юстасия. - Но порядочный мужчина не станет распускать сплетни про девушку.
- Мы никому не скажем, мисс. Честное слово.
- Спасибо, - ответила она.
Тут скрипки пронзительно взвизгнули на финальной ноте, а серпент издал напоследок такой густой рев, что крыша едва не взлетела на воздух. Когда по наступившей в доме сравнительной тишине актеры заключили, что танцующие сели отдохнуть, Рождественский Дед выступил вперед, поднял щеколду и просунул голову в дверь.
- А, комедианты, комедианты пришли! - вскричали разом несколько гостей. - Очистить место для комедиантов!
Тогда согбенный Рождественский Дед окончательно протиснулся в комнату; помахивая своей огромной дубинкой и жестами указывая, где быть публике, а где сцепе, он в бойких стихах уведомил собравшихся, что вот он, Рождественский Дед, прибыл, - рады не рады, а принимайте, - и закончил свою речь так:
Место нам, место для представленья,
Здесь сейчас будет кровавое сраженье,
Нынче на святках, как и в старые года,
О святом Георгии пойдет у нас игра.
Гости тем временем рассаживались в одном конце комнаты, скрипач подтягивал струну, серпентист прочищал амбушюр. Наконец игра началась.
Первым вошел Храбрый солдат, выступающий на стороне святого Георгия:
- Вот я, Храбрый солдат, по прозвищу Рубака, - начал он и закончил свою речь тем, что бросил вызов неверным, после чего полагалось явиться Юстасии в роли Турецкого рыцаря. До сих пор она, вместе с другими еще не занятыми актерами дожидалась в лунном свете, заливавшем галерейку. Теперь без промедления и без всяких видимых признаков робости она вошла и заговорила:
Вот я - Рыцарь турецкий - стою пред тобою,
В Турции выучен ратному бою.
Лучше смирись, не то голову с плеч
Срежет тебе мой сверкающий меч!
Декламируя, она высоко держала голову и старалась говорить как можно грубее, - под покровом лат и шлема она чувствовала себя в безопасности. Но необходимость все время следить за собой, чтобы не сделать промаха, новизна обстановки, мерцание свечей, свисающие на глаза лепты забрала - все это мешало ей сколько-нибудь ясно разглядеть присутствующих. По ту сторону стола, на котором стояли свечи, маячили какие-то лица - вот и все, что она увидела.
Меж тем Джим Старкс, он же Храбрый солдат, выступил вперед и, сверкая глазами на Турка, произнес:
Еще увидим, кто из нас двух смирится.
Обнажай-ка меч и давай биться!
И они стали биться: и Храбрый солдат очень эффектно пал от поразительно слабого удара Юстасии - Джим Старкс в своем артистическом рвении грохнулся со всего роста о каменный пол с такой силой, что только чудом не вывихнул себе плечо. Затем после нескольких и довольно-таки слабо прозвучавших реплик Турецкого рыцаря и его похвальбы, что он точно так же разгромит святого Георгия и всю его рать, на сцепу торжественно вступил сам святой Георгий, победоносно размахивая мечом:
Вот я, святой Георгий, великий воитель,
Веры Христовой защитник и покровитель,
Злого дракона, грозу Египта, в бою я сразил
И тем сердце красавицы Сабры, царской дочери, покорил.
Кто из смертных столь дерзостно мнит о себе,
Что равняться со мною задумал в борьбе?
Это был тот самый юноша, который первым узнал Юстасию, и теперь, когда она, в облике Турка, отвечала ему с надлежащим вызовом и тотчас вступила в бой, он всеми силами старался как можно деликатнее действовать мечом. Будучи ранен, рыцарь упал на одно колено, согласно ремарке. Тотчас появился Доктор и восстановил его силы, дав ему отпить из своей бутылки, и бой возобновился, причем Турок слабел постепенно, пока не испустил дух, - одним словом, его умирание в этой старинной драме было столь же затяжным, как, но слухам, и у его тезки в наши дни
[18]
.