— Трудно сказать, — говорит Сэм. — На заправочной станции мне сказали ехать прямо.
Если моя репутация еще не окончательно погублена, то поездка с незнакомцем поздним вечером, вероятно, довершит дело.
И в то же время мне наплевать. Здесь нет осуждающих взглядов или перешептываний за спиной о том, как же низко пала моя семья, или разговоров о поруганной чести. Только свобода.
Если Фрэнк последовал за мной, ему не так-то просто будет меня отыскать.
Я глубоко вдыхаю океанский воздух.
— Приехали, — говорит Сэм, въезжая на стоянку.
В темноте не понять, оправдывает ли гостиница «Восход» свое название и гарантирует ли потрясающий вид на океан, но она довольно чистая внутри и не слишком дорогая для моего тощего кошелька. Деньги, которые я сэкономила на железнодорожном билете, отправившись с Сэмом, мне очень пригодятся.
Я так давно прозябаю в нищете — на протяжении шести лет после Великого краха, когда все пошло наперекосяк, — что совсем забыла, каково это — не переживать из-за подобных пустяков и, не моргнув глазом, останавливаться в самых шикарных отелях. Удивительно, насколько стремительно все может измениться. Жизнь движется по одной траектории, и вдруг практически без предупреждения ты оказываешься на совершенно другой, абсолютно неготовая к грядущим переменам.
Припарковав автомобиль, Сэм направляется в гостиницу, а я иду следом и тащу саквояж.
— Позвольте вам помочь, — предлагает он.
— Я сама.
Что-что, а саквояж донести я могу.
Его губы кривятся в насмешливой улыбке, но он решает не препираться.
Нас встречает мужчина, который представляется как Мэтью, и выдает нам два номера по соседству, а кроме того, предлагает принести из кухни легкий ужин.
Кусок пирога и чашка кофе в закусочной «У Руби» вряд ли можно назвать едой, но я говорю, что не голодна, ссылаясь на страшную усталость. Деньги надо экономить, а к томительной пустоте в желудке я уже привыкла.
Тело слушается с трудом, когда я поднимаюсь по лестнице в номер, — часы, проведенные в поезде, потом на пароме, потом в машине, берут свое. В коридоре мы прощаемся, я отправляюсь к себе и закрываю дверь. Комната маленькая и скудно меблированная, но довольно чистая, а перегородки точно бумажные — из номера Сэма слышен каждый звук, и я представляю себе, как он так же открывает саквояж, достает пижаму и стягивает пыльную дорожную одежду.
Покончив с делами, я падаю на прохладные хрустящие простыни — жужжание вентилятора под потолком смешивается с шумом волн за окнами гостиницы.
Мы договорились встретиться завтра утром и вместе отправиться в военный лагерь. На все мои заверения, что отлично справлюсь одна, Сэм упрямо повторял, что охотно составит мне компанию.
Невольно придет в голову, что парень на тебя запал, хотя в его случае это скорее чувство долга, и хотя в теории мне нравится сохранять независимость, жизненные принципы в такой момент — непозволительная роскошь.
Из-за перегородки доносится шорох, потом скрип и глухой стук.
Я проваливаюсь в сон.
Глава 8
Хелен
Ктому времени, когда смена заканчивается, вместо местных жителей, спешащих по делам в дневные часы, на улицы в поисках веселого времяпрепровождения выходят туристы и хулиганы.
Когда я закрываю за собой служебную дверь, все тело болит и ноги отказываются идти домой. Карман фартука набит щедрыми чаевыми — почти весь день шел народ, в связи с праздничным днем посетителей было больше, чем обычно.
Небо затянуто тучами, луны не видно, в воздухе пахнет дождем.
На земле валяется выпуск «Городской газеты Ки-Уэст», на передней полосе которой помещен абзац о штормовом предупреждении. Сегодня в кафе только и разговоров было, что об урагане: предсказания, а скорее гадания на эту тему — своего рода спорт в здешних местах. Лучше всех обычно знают рыбаки. Когда живешь и умираешь рядом с водой, учишься читать ее знаки. Если Том считает, что шторм пройдет мимо, я склонна ему верить.
В кустах слышится шорох, и я невольно цепенею при мысли, что за животное нацелилось преградить мне дорогу. Тут на острове кого только не водится: аллигаторы, олени, змеи и крысы — и хотя я всегда готова посторониться, но делать это под покровом ночи мне не хочется.
Однако на моем пути возникает не животное.
Это мужчина.
Снова шорох.
Двое мужчин.
Я сразу узнаю их — они дольше других сидели сегодня за кофе с пирогом и оставили в пепельнице гору окурков.
— Добрый вечер, — обращается ко мне тот, что ближе, — шляпа надвинута на глаза, походка с ленцой, которая возникает в состоянии подпития, когда тело расслабляется.
— Добрый, — автоматически говорю я, переводя взгляд с одного на другого.
— Да ты не переживай, — говорит первый. — Нам нужны деньги, что у тебя в кармане, только и всего, — он скользит взглядом по моему животу и снова смотрит мне в лицо. — Ничего плохого тебе и твоему ребенку мы не сделаем. Так что не дергайся.
Я открываю рот, чтобы закричать о помощи, но голос пропал — паника и страх сдавили мне горло, ноги приросли к земле, тело оцепенело.
От него так воняет джином, что меня вот-вот вывернет. Он насквозь пропитался алкоголем, точно купался в нем, и этот вязкий, сладковатый, потный запах напоминает мне о Томе, когда тот уходит в очередной запой.
Я стараюсь пошевелиться, побежать, заорать, но не могу двинуться с места.
— Ты что, оглохла? Гони монеты, живо!
В его голосе звучит нетерпение — я сразу узнаю это «живо!», эта угроза мне слишком хорошо знакома.
Нам нужны деньги, страшно подумать, как рассердится Том, если я вернусь домой с пустыми руками, но…
Разве у меня есть выбор?
Я лезу в карман, захватываю пригоршню монет и дрожащей рукой подаю их мужчине.
Он мигом оказывается рядом, хватает меня своей лапищей и выкручивает мелочь из моей горсти.
Я содрогаюсь от его прикосновения. Грудь сжимает тисками.
— Это все? — вопрошает он.
Больше ничего нет. Мое обручальное кольцо ничего не стоит, но я принимаюсь крутить его, пытаясь стянуть с распухших костяшек.
Мужчина делает шаг назад.
— А ну отвали, — слышится голос в ночи.
Я поворачиваюсь и вижу недавнего клиента, Джона, который направляется в нашу сторону.
— Да мы бы ее не тронули, — блеет в ответ грабитель. — Нам проблемы не нужны.
— Тогда отвалите, — говорит Джон. — Верните ей деньги и валите отсюда.
Грабитель качается с носка на пятку и теребит карман своих поношенных штанов.