– А Эрни еще водит машину?
– Нет. Он теперь слепой как крот. Док Хэнсон уже едет к нему, чтобы вколоть инсулин. В диспетчерской связались с семьей невесты. Гретхен к ним не приезжала. Они там в полном расстройстве. Жениху с невестой пришлось сниматься на фоне торта-бизе, купленного в гастрономе. Невеста на каждой фотографии в слезах.
Гретхен Вандервайт начала печь торты примерно тогда, когда в Грин-Бэй открылся первый «Макдоналдс». Ей понравился у них щит, показывающий количество проданных бургеров, и она поставила такой же у себя перед домом. Поначалу все смеялись над этой затеей, но со временем она продала столько тортов, что маленького щита стало не хватать, и Эрни пришлось заказать другой, побольше. В последний раз, когда Холлоран проезжал мимо их фермы, на нем значилась цифра в четыре с чем-то тысячи, и, насколько он знал, Гретхен еще ни разу в жизни не пропустила ни единой доставки.
– Надо этим заняться, Бонар, – сказал он.
– Знаю. – Бонар уже щелкал кнопками телефона. – Я уговорю Шерил привезти нам еду сюда, тогда ты сможешь перекусить перед тем, как отправишься в Грин-Бэй.
– С этим пока еще не ясно. Они еще не приехали.
Бонар поднял глаза:
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что сказал. Они еще не приехали и не позвонили. Они опаздывают на два часа.
Пальцы Бонара застыли над кнопками.
– На Шарон это не похоже. Эта женщина приедет заранее на собственную казнь.
– Очевидно, на Грейс и Энни это тоже не похоже. Некоторое время назад им звонил Харлей Дэвидсон – он с ума сходит от волнения, даже поцапался с детективом, с которым разговаривал.
Бонар нажал на клавишу разъединения и застыл, вытянув губы. Его нахмуренные брови закрывали глаза, словно мохнатые шоры.
– У тебя есть номер Дэвидсона? Может, Грейс за это время отзвонилась – насколько я понимаю, они друг за друга держатся.
– Нет. Но его, скорее всего, можно достать через Магоцци. – Холлоран поднял трубку. Ему пришло в голову, что он столько раз звонил миннеаполисскому детективу только в дни расследования дела «Манкиренч». Что-то в этом было тревожное.
Увидев на экране телефона междугородний код Висконсина, Магоцци чуть не сломал пальцем клавишу приема вызова. Сказать, что он был страшно разочарован, услышав на другом конце линии голос Холлорана, а не Грейс, – значит не сказать ничего – его успокаивало только то, что он все равно собирался связаться с шерифом и тот опередил его всего на несколько минут.
Повесив через десять минут трубку, он почувствовал себя раненым оленем, осаждаемым стаей волков. Еще во время разговора Родраннер и Харлей толкали его с двух сторон, стараясь услышать, что говорит Холлоран, причем Харлей обдавал его запахом пива, а Родраннер – лайма, что было несколько необычно, хотя Магоцци уже перестал удивляться чему бы то ни было, когда дело касалось этого странного, так и не выросшего мужчины с мозгом суперкомпьютера. Он вспомнил, что в последнее время рацион Родраннера состоит исключительно из цитрусовых. Джино смотрел на все это из большого кожаного офисного кресла, а Чарли сидел у его ног и не сводил с него обожающего взгляда – идеальный портрет английского джентльмена и его верной собаки, только без смокинга и развешанных по стенам охотничьих трофеев.
– Ну ладно, Холлоран только что звонил в Грин-Бэй. Они еще не приехали. Но это вы, наверное, и так поняли.
– Да, это мы и так поняли, – нетерпеливо сказал Харлей. – Переходи к тому месту, где ты спросил, может ли он нам помочь, а потом долго молчал.
– Он сказал, что сделает все, что в его силах.
– А что в его силах? – спросил Родраннер.
– Как можно скорее объявить розыск на «ровер» в пределах штата, сделать несколько личных звонков в участки тех округов, которые они проезжали, и попросить о дополнительном патрулировании: больше глаз – больше проку. Я так понимаю, у них там крепкий союз шерифов – он говорит, что все они должны ему за какую-либо услугу. – Он медленно встал, будто не совсем был уверен, что ноги его удержат, и взглянул на Джино: – Не хочешь присоединиться?
– Дай мне секунду. – Джино погладил Чарли по голове, достал из кармана сотовый телефон и нажал одну кнопку. – Анджела, это я. Господи, что там за шум? Да? Ну, это меня не удивляет. Я уже давно понял, что этот ребенок – сатанинское отродье. Слушай, тут такое дело, я, скорее всего, сегодня домой не приду. Помнишь тот стрип-клуб в Маршфилде, куда ты мне никогда не разрешаешь заехать? Черт, нет, это не рейд, мы просто хотим выпить и посмотреть пару номеров… Разумеется, я буду осторожен – Магоцци говорит, все женщины там танцуют за стеклом. – Джино нажал кнопку отбоя, в последний раз потрепал Чарли между ушами и вытолкнул себя из кресла.
Родраннер с Харлеем уставились на Джино.
– Ты собираешься в стрип-клуб в Маршфилде? – спросил Харлей.
Джино закатил глаза:
– Господи, нет, конечно. Мы едем в Висконсин искать Грейс, Энни и Шарон.
– Вот, значит, как?
– Именно так.
Магоцци уже был на полпути к лифту, когда его нагнал Джино.
– Джино, я, может, чего-то не понимаю…
– Может, и не понимаешь.
– Ты говорил с Анджелой раньше, верно?
– Ну да. Позвонил ей сразу после того, как Родраннер обрисовал мне ситуацию. Я сразу понял, что ты туда направишься.
– И что она сказала?
– Спросила, почему мы еще не в дороге.
Магоцци улыбнулся:
– Люблю Анджелу.
– Я тоже.
– Мы даже не знаем, по какой дороге они ехали.
Джино пожал плечами:
– Мы же детективы. Выясним.
Возле лифта их догнали Харлей с Родраннером.
– Можем поехать вместе в нашей громадине, – сказал Харлей.
– Но ведь нам нужна будет полицейская радиостанция, чтобы… – начал Джино.
Харлей добродушно хлопнул его по плечу – Джино пошатнулся.
– Друг мой, у нас в автобусе больше средств связи, чем ты видел за всю свою жизнь. Наши приемопередатчики могут работать на полицейском диапазоне частот или на любом другом, какой тебе нужен. Можешь вызвать космическую станцию, если хочешь.
Джино вскинул брови:
– Без дураков?
– Без дураков. К тому же нам могут пригодиться компьютеры.
Они набились в лифт, как селедки в бочку, и Джино забеспокоился:
– Слушай, а какая максимальная нагрузка у этого лифта?
– Если б я знал, – ответил Харлей и нажал на кнопку.
12
Сумерки выщелочили из Фор-Корнерса весь цвет. Безмолвный и бездвижный, город лежал в темнеющем полусвете, как старая черно-белая фотография. Улица была пуста, здания начали исчезать в источаемом ими самими мраке, а тишина была абсолютной.