— Теперь я скажу вам нашу версию, — предложил полковник. —
Ваши люди вышли на следователя, заплатили ему немыслимые деньги, а затем
выкрали Форина. У меня нет никаких сомнений.
Он остановился и посмотрел на своего собеседника. Тот пожал
плечами.
— Можете думать все, что хотите.
— Вы его не спасете, — вдруг сказал Авдонин.
— Что? — переспросил ошеломленный генерал.
— Мы оба знаем, о чем идет речь, — быстро сказал полковник,
— вы ничего не сможете сделать, Николай Александрович, даже если потратите все
его деньги и купите всех наших генералов.
— Это вы планировали покушение? — напрямую спросил генерал.
— Вы все понимаете, — не ответил полковник, — я думаю, что
вы успели узнать и про Суходолова.
— Которого вы так быстро ликвидировали, — пробурчал генерал.
— Что вам нужно? Вы можете объяснить мне, зачем вам понадобилась его смерть?
— Мы ведь знаем, что именно он «верховный судья», — ответил
Авдонин, — а вы знаете о задаче, которую нам поставил новый президент. В стране
должен быть только один верховный судья. И это наш президент. Второго мы не
потерпим.
— Вы решили его устранить, — медленно произнес генерал, —
похоже, что вы правы. Никакие мои усилия его уже не спасут, если вы приняли
такое решение. Я думал об этом. Только ваши люди могли так быстро убрать
второго свидетеля после исчезновения первого.
— Я рад, что встретил понимающего человека. Нам давно нужно
было встретиться, Николай Александрович.
— И вы предлагаете мне его предать? Или… — Генерал
нахмурился, взглянул на полковника. — Нет, вы бы не стали меня вызывать сюда.
Вы бы просто осуществили задуманное. У вас какой-то план. Мы можем
договориться?
— Можем. — Авдонин снял очки, протер стекла, обернулся,
словно опасаясь, что их действительно могли подслушать. — Мы гарантируем ему
жизнь, а он на некоторое время покидает Москву, уезжает куда-нибудь за границу.
— Не понял. — Генерал чувствовал, как сильнее болит сердце.
Он тяжело перевел дыхание. Впервые в жизни он чувствовал себя почти предателем.
— Вы понимаете, что при желании мы его легко уберем. Не
поможет никакая охрана. Поэтому я предлагаю вам убедить Рашковского покинуть
Москву. На некоторое время. Скажем, на три месяца. За это время мы немного
почистим город, и он сможет вернуться. Вот, собственно, и все. Мы гарантируем
ему жизнь, а вы гарантируете нам его отъезд.
— Зачем? — все еще не понимал генерал. — Зачем вам это
нужно?
— Мы договорились? — спросил полковник вместо ответа.
— У вас есть план. — Фомичев задумался. — Что значит «почистим
город»?
— У нас есть конкретное указание нового президента, —
пояснил Авдонин. — Всю страну захлестнула преступность. В Москве люди уже
боятся ходить по улицам. Каждый день банды устраивают разборки. Мы должны с
этим покончить раз и навсегда. Когда Рашковский уедет, мы начнем «чистку».
Генерал задумался. Ему не нравился план, который предлагал
полковник. Он думал минуту, другую. Затем решительно произнес:
— Рашковский не согласится уехать.
— Тогда вы сможете присутствовать на его похоронах, —
невозмутимо ответил Авдонин. — У нас есть приказ, Николай Александрович. И вы
понимаете, что мы его выполним.
— Нравы в нашей конторе не меняются, — пробормотал генерал.
— Вот именно. Я говорю вам откровенно, не пытаясь вас
обмануть. Если мы захотим убрать Рашковского, мы это сделаем. Его не спасет ни
поездка в другую страну, ни самые лучшие охранники. Как вы понимаете, для
человека его профессии никаких гарантий не существует. Он очень богатый человек,
влиятельный бизнесмен. И у него, разумеется, много врагов. Кто знает, когда и
где наемный киллер захочет убрать Рашковского. А я могу дать гарантию, что он
останется в живых. Во всяком случае, пока он снова не появится в Москве.
— Вы говорили — на три месяца?
— Я говорил, что нам нужно три месяца, чтобы почистить
город. Но абсолютной гарантии на будущее я дать не могу. Хотя на его месте я бы
все-таки уехал.
— Мне кажется, что это шантаж. Если о нашем разговоре
узнают…
— Журналисты… — иронично вставил Авдонин, — или мое
руководство? Что вы можете сделать, генерал? Рассказать, что я вам угрожал? Я
буду все отрицать. Рассказать о моем предложении? Но это глупо. Тогда за жизнь
Рашковского я не дам и копейки. Да, это шантаж. У меня есть конкретный план. И
конкретные указания руководства. И я собираюсь их выполнить.
— Вы все спланировали с самого начала, — задыхался скорее от
гнева, чем от одышки генерал. — Вы хотели устранить Рашковского… Вы…
Он вдруг остановился. Взглянул на продолжавшего шагать
Авдонина.
— Полковник, — позвал он своего неприятного собеседника. Тот
остановился, но все еще не поворачивался к генералу. — Полковник, — снова
осторожно позвал его Фомичев, — но почему тогда вы так ошиблись?
Авдонин повернулся к генералу. Блеснули стекла очков. Он
по-прежнему молчал, словно разрешая Николаю Александровичу самому домысливать
возможное продолжение этой темы.
— Почему вы ошиблись? — тихо повторил генерал. — Вы ведь
должны были знать, что его дочь улетает на учебу… Или вы не знали?
Полковник все еще молчал.
— Почему вы ошиблись? — снова спросил генерал. — Или… Или вы
не ошиблись? Вы не ошиблись, — повторил он уже убежденно.
Он вдруг замер, чувствуя, как сильно колотится сердце.
Поднял руку, словно собираясь опереться на плечо стоявшего рядом полковника…
— Я все понял, — ошеломленно сказал Фомичев, — вы заранее
все просчитали. Вы знали, что в автомобиле будет его дочь. Вы не ошиблись. Вы
точно вычислили его реакцию. Она должна была погибнуть, и тогда разгневанный
отец начнет мстить всем подряд. Это был ваш план?! Вы так все спланировали?!
— Я не буду отвечать вам, — чеканя слова, проговорил
Авдонин, — я полагал, что вы разумный человек. Уберите Рашковского из Москвы, и
вы его спасете. Разумеется, его не нужно посвящать в детали нашей
договоренности.
— И вы начнете свою «зачистку» в городе. Я, кажется, только
теперь начал все понимать. Вы подставили мне Форина нарочно. Вы знали, что я
смогу его вычислить. Вы все точно знали. И просчитали реакцию Рашковского. Он
уедет, а вы начнете убирать авторитетов и свалите все на Рашковского. Выставите
его главным виновником начавшихся разборок.
— Возможно, — ответил полковник, — но лучше быть виновником,
чем трупом. Вам так не кажется?
— Он не согласится, — убежденно сказал генерал.