Гонория все глаза проглядела. На ней было длинное пурпурное одеяние, затянутое на поясе золотыми кольцами. Усыпанные алмазами кольца висели в ушах. Украшали фаланги пальцев и кисти рук. Как только объявляли нового гостя, она поворачивалась, радостно сияя глазами и кольцами, но это снова оказывался кто-то другой. Гости посматривали на неё с удивлением. О чем-то тихо шептались. И вот одна из сенаторских жен подплыла к Гонории и с учтивой бесцеремонностью принялась её утешать.
— Дороги становятся слишком длинными, когда наступает вечерняя мгла. Наверное, что-то случилось с посыльным. На этих бестолочей совершенно нельзя положиться. Хотите, я пошлю своего человека?
— О, благодарю вас, приберегите его для себя. Вскоре вашего мужа попросят уехать и вам понадобятся надежные люди, — едко проговорила Гонория, намекая на связь сенаторши с императором Валентинианом, которую та, наверное, надеялась скрыть.
— Возьму себе на заметку. Правда, опыта долгого ожидания у меня пока что не было, — не осталась в долгу сенаторша.
— Скоро он у вас непременно появится, — любезно ответила Гонория и отошла подальше, желая оставить последнее слово за собой.
Однако слова сенаторши о посыльном запали ей в сердце. Может, он, и правда, не нашел Карпилиона?
Гонория выскочила из атриума.
— Приведите посыльного. Где он? — строго сказала слугам.
Посыльного привели. Это был довольно упитанный увалень, весьма глуповатый на вид.
— Ты выполнил поручение? — спросила Гонория как можно спокойнее.
— Выполнил, — ответил посыльный.
— Передал послание?
— Передал.
Гонория закусила губу.
— И что он ответил?
— Кто? — уточнил посыльный.
— Карпилион, конечно же.
— Так его-то я и не видел.
— Тогда кому ты вручил послание?! — вспылила Гонория.
— Хозяину дома. Флавию Аэцию.
— Ах… вот как, — растерялась молодая женщина.
— Сходить еще раз? — предложил посыльный.
— Не надо. Я сделаю это сама, — сказала Гонория. В замешательстве посмотрела в сторону атриума, надо ли известить гостей о своем уходе, но не сумела быстро придумать, что им сказать, и ушла, ни с кем не простившись.
* * *
Аэций несколько удивился, увидев Гонорию в роскошном наряде, словно готовилось какое-то торжество. Пригласил в таблинум, где недавно разговаривал с сыном. Предложил вина.
Гонория взяла в руку кубок и встала спиной к занавескам, закрывавшим какую-то часть таблинума. У неё было чувство, что за ними кого-то скрывают. Карпилиона, к примеру, который не хочет попасться ей на глаза. Причину она видела лишь в одном — изменил ей с какой-нибудь глупой равеннской красоткой и теперь боится разоблачения. От этой мысли становилось тошно, но желание заполучить Карпилиона в супруги превосходило любую обиду, которую он мог нанести.
— Вы ослепительно выглядите, — произнес Аэций с почтительной улыбкой.
— У этого наряда особое назначение, — ответно улыбнулась Гонория. — Украсить меня на сегодняшнем торжестве, когда зачитают согласие императора на мое обручение с вашим сыном. Однако ваш сын почему-то не соизволил придти. Не увидел послание, которое должен был передать посыльный?
— Ах, вот что было в послании… — медленно произнес магистр. — Прошу извинить, но я не отважился его прочитать в отсутствие сына.
— В отсутствие? — переспросила Гонория. — Вы хотите сказать, он уехал?
— Да, к сожалению. У него появилось срочное дело.
— Такое срочное, что не сказал мне ни слова?
— Возможно, не хотел вас пугать. Он поехал с поручением к гуннам.
— Куда? — изумилась Гонория.
— Точное место не знаю. Армия гуннов все время в движении. Надеюсь, Карпилиону удастся отговорить их от наступления на Италию.
Аэцию хотелось, чтобы у сына появились заслуги перед Империей, но у Гонории было иное мнение.
— Не понимаю, зачем вы его послали, — сказала она. — Валентиниан об этом уже позаботился. У него была встреча с Сенатом. К гуннам отправились папа Лев, Геннадий Авьен и Тригеций. Разве этого не достаточно?
— Хм, вы правы, достаточно. Но думаю, Карпилион сумеет справиться лучше, чем кто-то другой.
— А когда он вернется?
— К осени или, может быть, осенью.
— Как не скоро… — вздохнула Гонория. — Надеюсь, за время разлуки он обо мне не забудет.
— Ну, о чем вы. Разве таких, как вы, забывают.
— Потому что я сестра императора? Порой он ведет себя так, словно ему это полностью безразлично.
— О, поверьте, вам не о чем волноваться. Теперь, когда император ответил согласием, впереди у вас долгая совместная жизнь. Не примите мои слова в назидание, а только как дружеский совет. Возвращайтесь на торжество и объяви́те гостям, что обручение состоится. А дату назначите позже, когда приедет Карпилион.
* * *
Аэций пошел проводить Гонорию до дверей. В таблинум он вернулся один. Отдернул висевшую там занавеску и громко приказал:
— Выходи!
В дальнем углу заскрипела тяжелая крышка. Из недр накрытого тенью кованого сундука показался взъерошенный Зеркон.
— Ты слышал? — спросил у него Аэций.
— Разумеется. Каждое слово, — ответил карлик, выбираясь наружу. — Я и в прошлый раз говорил, что император ведет себя странно. То не сказал про письмо Гонории. А теперь созывает Сенат за вашей спиной. Не кажется ли вам, что у него возникла какая-то неприязнь?
— Не кажется, — отмахнулся магистр. — Можно подумать, я сам ничего не скрываю и ничего не делаю за его спиной. Валентиниан у власти недавно. Галла Плакидия слишком долго держала его на привязи. Теперь он вырвался на свободу, и его немного заносит. Постепенно это пройдет. Я всегда буду рядом и не дам ему оступиться.
— Как бы он сам вас куда-нибудь не толкнул. У нашего августейшего очень длинные пальцы, — проворчал Зеркон.
— Длинные от того, что с детства играет на лютне, — возразил Аэций. — Я ни разу не видел его с обнаженным мечом и не помню, чтобы он кому-нибудь угрожал. Беспокоит меня другое. Он послал к аттиле троих эмиссаров. Карпилион об этом не знает и, боюсь, отошлет их обратно.
— Это он мооожет, — согласился карлик. — Так отошлет, что они надолго запомнят, куда их послали.
— Так значит надо его упредить?
— Ну, конечно. А как же иначе.
— И сделать это немедленно.
— Да, да, чем быстрее, тем лучше… А что вы на меня так странно смотрите? Уж не думаете ли вы…
Похоже, Зеркон наконец-то понял, чего от него хотят.