Перед ним был начальник стражи Севастий. Слегка взбудораженный и всклокоченный, словно только что с ветра. Отдававшие смолью курчавые пряди покрылись бисеринками дождя.
— Жив? — спросил он у пленника.
— Жив, как видишь, — с усилием проговорил Аэций. — А ты здесь откуда?
— За тобой приехал, — ответил Севастий. Вполне дружелюбно, учитывая необычные обстоятельства встречи.
Неужели голубиная почта оказалась настолько быстрой?
— У меня отличные новости, — усмехнулся Аэций, решив, что приятель пришел его вызволить. — Ночью ко мне нагрянули незваные гости. Думаю, те же, что убили Констанция Феликса.
Севастий слегка нахмурился.
— Те же? Как ты узнал?
— Одного я видел вблизи. Он приехал со стражниками и остался в доме. А ночью напялил маску и набросился на меня с копьем. Маску я спрятал в надежное место. Там же находится и его голова.
— Снаружи дома или внутри?
— В кадке с медом на кухне. Может, развяжешь, и я покажу? — Аэций слегка изменил положение тела, давая понять, как сильно оно затекло, но Севастий не двинулся с места.
— Тебя связали по моему приказу, — произнес он безучастно, словно говорил с преступником, а не с другом.
— Я арестован? — не понял Аэций.
— Заключен под стражу.
— За что?
— За участие в тайном сговоре. И лучше бы ты отвечал на вопросы, а не задавал их. Признание значительно облегчит твою участь.
Каждое слово начальника стражи звучало холодно и надменно. Неужели узнал о договоре со скифами? В первый момент Аэций подумал именно так, но дело оказалось в другом.
— Ты призывал Бонифатия к союзу с вандалами. А потом написал подстрекательское письмо, принуждая его к мятежу, — сказал Севастий.
— Ах, вот ты о чем…
Аэций вздохнул свободнее. К скифам это не имело отношения. Для оправдания ему достаточно было сказать, что написал Бонифатию по просьбе матери императора, но тогда вину возложили бы на неё, а этого он не мог допустить. Галла Плакидия была его верной союзницей, единственным человеком во всей Империи, кто неизменно стоял за него горой.
— Ты слегка припозднился, — сказал он Севастию. — В Аримине нас помирили. Так что эта история в прошлом…
— Хватит юлить, — неожиданно резко ответил тот. — В Аримине ты пытался убить Бонифатия. Так что история продолжается. И не закончится, пока ты не скажешь, какие подлые твари сподвигли тебя написать письмо.
Он так разошелся, что набухла вена на лбу. И все из-за письма Бонифатию?
— Ты что? У него на службе? — спросил Аэций.
— Тебя это не касается, — отрубил Севастий.
— Так, значит, правда… И сколько он платит?
— Нисколько. У нас с ним совершенно иная связь.
— Это какая же?
— Родственная.
Аэций удивленно шевельнул бровями.
— Не знал, что Бонифатий тебе родня.
— Не знал или не хотел узнать? Севастием меня прозвали в казарме, как беспородную лошадь, у которой не может быть имени, только кличка. От рождения я — Себа́стьен. Зять Бонифатия. Точнее, был им. Во время мятежа моя жена находилась в Африке, её убили в Карфагене вместе с детьми.
Обескураженный неожиданным признанием, Аэций не сразу нашелся, что сказать.
— Сожалею, — сорвалось с его губ, — но если ты думаешь, что они погибли из-за меня, клянусь, я никогда не принуждал Бонифатия к мятежу. Констанций Феликс собирался заменить его на Сегисвульта. А как проводились такие замены, ты знаешь не хуже меня. Констанций Феликс действовал без суда и следствия. Казнил неугодного человека и назначал другого. Так он избавился от многих. Вспомни римского диакона Тита и архиепископа Арелата. С Бонифатием было бы то же самое, появись он в Равенне, когда его вызвали…
По крайней мере, так уверяла августа.
— Хм, так значит, ты собирался его спасти, и другого умысла не было? — произнес Севастий, округляя брови. — Возможно, кто-то другой и поверил бы в эту чушь, но у меня на подобные вещи нюх. Я слишком давно за тобой наблюдаю. Ты связан с какими-то скрытыми силами. С какими-то неизвестными нам людьми. Они помогают тебе держаться у власти, и ты всегда наплаву. В то время как честные люди, вроде меня, прозябают в безвестности. Думаешь, ты был первым, кого узурпатор позвал на высокую должность? Вначале он обратился ко мне, но я ответил отказом. Не хотел замарать свое имя. А ты согласился, и это сошло тебе с рук. Когда узурпатора свергли, ты снова был наверху, а я оказался никем. Думал, женюсь на дочери Бонифатия, и меня начнут уважать, но Бонифатий поднял мятеж. И пришлось начинать сначала. В Равенне мне дали самую низшую должность. А ты получал одно повышение за другим. И даже история с письмом к Бонифатию не свернула тебя с пьедестала. Я ждал, что тебя растопчут, смешают с грязью, но вместо этого ты вновь получил повышение. И вот наконец-то у меня появился шанс…
— Занять мое место консула?
— Не консула, а магистра армии. Когда Бонифатий уедет в Африку воевать с ванадалами, августе придется найти замену. И если тебя не окажется рядом, магистром армии стану я.
— Ха-ха, неужели ты думаешь, что она согласится? — сквозь смех проговорил Аэций. — Научись прежде меч вынимать из ножен.
— Заткните его! Живо! — рявкнул Севастий стоявшим у входа подручным и, глядя на то, как Аэцию стягивают рот ремнями, подумал не без злорадства: «Посмотрим, как ты посмеешься, когда на твоих глазах будут резать твоих друзей».
Часть 6. Бонифатий
Походный лагерь на побережье в пяти миллиариях от Аримина. Некоторое время спустя
На побережье было прохладно. В походном лагере Бонифатия витало уныние. Южане не привыкли к промозглому ветру. Непривычная пища изматывала их желудки. Но больше других доставалось самому Бонифатию. Рана, полученная в поединке с Аэцием, загноилась. На месте пореза образовалась язва. А сам Бонифатий испытывал страшные боли. Лекарь из Аримина посоветовал ему отправиться в Маргус. Мол, местные травники лечат даже самый тяжелый недуг. Поначалу Бонифатий отказывался, считая, что лекарь сгущает краски, но день ото дня ему становилось всё хуже, и он готов был отправиться, куда угодно, лишь бы избавиться от ежедневных мук.
Ухаживала за ним молодая жена Пелагея. В лагере её называли вандалкой из-за огненно рыжих волос и усыпанной веснушками кожи. Она и была вандалкой, а кроме того доводилась родственницей нынешнему королю торингов Теодориху. По сговору с ним её выдали замуж за Бонифатия. Предполагалось, что жена-вандалка поможет наместнику укрепить доверие вандальской знати, и те согласятся переселить своих родичей в Африку. Теодориху это было на руку. С уходом вандалов в заморские дали торинги избавлялись от грозного врага.