Я целую дальше.
– Маруся…
– Да… – вскидываю к нему взгляд. Перед глазами плывет, но я стараюсь сфокусироваться.
Едва удается наладить зрительную связь, Яр мотает головой, посылая мне неясный сигнал. Я киваю, хоть и не понимаю, что именно он запрещает мне делать, и застываю. Нет, мы оба застываем, на долгий миг без каких-либо движений.
Дышим и смотрим друг другу в глаза.
Ему неприятно? Либо же… Слишком приятно?
Да, определенно, так и есть. Вижу и чувствую. И внутри меня поднимается ликование. Не хочу незамедлительно заострять на этом внимание. Уверена, мы к этому еще вернемся. А сейчас…
– Я закончила! – объявляю. У Яра такой вид рассеянный и не особо заинтересованный, что мне на секунду даже обидно становится. Приходится напомнить себе, что виной этой отстраненности есть я. Повторно его подталкиваю – приглушенным, но весьма эмоциональным выдохом: – Можешь смотреть. Ну же! Мне не терпится узнать, что ты думаешь… – замолкаю, так и не закончив фразу, потому как он уже приподнимается и, опираясь на локти, разглядывает мое творение.
Ловлю каждую эмоцию на его хмуром лице, считываю реакцию и вдруг понимаю, что мне вновь очень смешно становится. Чтобы не расхохотаться, зажимаю ладошкой рот и пальцами нос. Но стоит Ярику поднять веки и направить на меня убийственно-суровый взгляд, на задницу опадаю, так смеюсь.
Визжу, когда он идет в атаку, заваливая меня на спину и нависая сверху.
– Нет! Не смей! Не щекочи… – выкрикиваю, не переставая безудержно хохотать. – За сердце?
– Знаешь же, что за гуся!
– Это уточка! Ах… Прости-прости… Я просто увлеклась… Аха-ха-ха… Ярик! Прекрати-прекрати…
– Как ты говорила? Одна половина у меня, другая – у тебя? – перестает щекотать. Вместо этого решительно командует: – Замри.
Я и замираю. В попытках выровнять дыхание и справиться с волнением, прижимаю к груди ладони и крепко зажмуриваюсь. Однако когда ощущаю под ребрами прохладное прикосновение маркера, рефлекторно дергаюсь.
– Тихо, святоша. Ты же не хочешь, чтобы я все размазал.
– Да… – ответ, кажется, не в тему. Ну и ладно. Мы друг друга поняли. – Как получается?
– Хорошо получается.
– Можно посмотреть?
– Нет еще. Лежи.
Долго сохранять неподвижность не хватает терпения. Испытывая невероятное нервное возбуждение, невольно еложу ногами по постели.
– Сколько еще?
– Почти… – неторопливо протягивает Ярик, а я снова трепыхаюсь, насколько позволяет свобода, которую он мне существенно ограничил – сжал коленями бедра и сковал рукой запястья. – Все. Смотри.
Конечно же, он мне отомстил. Кроме положенной половины сердца, каких-то чертей по всему животу разрисовал. А когда я стала возмущаться, заявил, что эти дьявольские приблуды – смайлики. Улыбающиеся!
– Какой же ты…
– А ты?
– И я!
Не успеваю больше ничего сказать, как Яр дергает вверх мою майку и целует грудь.
Жадно. Влажно. Горячо.
– Хочу тебя. Хочу.
Пальцы на ногах поджимаются, ноги начинают подрагивать.
– У меня уже болит от тебя… – признаюсь чистосердечно и крайне взволнованно. И тут же, не заморачиваясь на противоречивости своего выступления, делюсь другой, более важной информацией: – Тоже тебя хочу!
Не выказывая ничего более, быстро освобождаемся от белья. Трогаем друг друга руками и смотрим. Целуемся и смотрим. Совершаем паузу за паузой, возбуждаясь от взглядов больше, чем от прикосновений.
Это невозможно остановить. Немного страшно… И от этого неимоверно будоражаще. Кажется, мы ступили слишком далеко… Вернемся ли обратно?
Электронные часы пищат и фиксируют три часа дня. Еще пара минут голодных поцелуев, горячих взглядов, странных звуков и несдержанных счастливых смешков… Резкий и оглушающе мощный гонг, который мы слышали, когда безуспешно пытались ввести код. Лихорадочно заметавшиеся, реагирующие на тревогу, но все еще подернутые удовольствием глаза.
Выключение электричества.
Темнота.
Глава 42
Ярослав
Мы думали, что хуже, чем есть, быть не может. Решили, что неплохо справляемся. Сблизились на максимум. Несмотря на рвущее мозги и тело заточение, получали от физического контакта настоящий кайф. Так и рассчитывали продержаться до финала.
И что мы, черт возьми, имеем сейчас?
Второй день нет электричества. Оно как вырубилось вчера в районе трех часов, так больше и не включалось. Учитывая четко отлаженную систему, по которой изо дня в день пахал генератор, догадка возникает препоганая: что-то полетело.
Мы отрезаны от электропитания.
Это влечет за собой еще ряд проблем: горячей воды нет, какую-никакую еду не приготовить, и самое-самое хреновое – не работает вентиляция. Не знаю, что она тянет без двигателя, но подозреваю, что постепенно качество воздуха в помещениях под землей будет ухудшаться.
– Ярик, я замерзла, – прерывисто шепчет Машка, забиваясь еще ближе мне под бок.
Готов спорить, если бы была возможность, чтобы пережить этот чертов апокалипсис, под кожу мне влезла бы. Поворачиваюсь к ней. Обнимаю, как могу крепко. Она всем телом и даже лицом в меня впечатывается. Словно выброшенный на мороз котенок, требовательно вбирает тепло.
– Лучше?
– Не знаю… – дрожит то ли просто от холода, то ли, ко всему, еще и от нервов. – Почему… Почему температура так сильно упала? Еще и середины октября нет.
– Эта коробка зарыта под землей, Маруся, – стараюсь говорить без эмоций, ровным тоном. Неважно, что в какой-то момент голос кажется неестественным. – Электропитание поддерживало необходимые показатели. Сейчас его нет, ничего не работает.
На самом деле эта информация, словно выстрелы.
Ничего не работает…
Как тут не паниковать? Имея даже элементарные теоретические знания, понимаю, что без вентиляции и нормального обогрева долго нам здесь не протянуть.
– Сколько времени прошло? Еще ведь не начался двадцать пятый день?
Вздыхаю шумно и тягостно, но принимаю решение не врать.
– Начался, Маруся.
– То есть сейчас ночь?
Раньше мы каждое утро, после запуска генератора, первым делом выставляли время на электронных часах. Сейчас ориентироваться можно лишь по Машкиному мобильному. Вот только он давно без подзарядки. Батарея быстро садится.
– Нет, уже утро. Половина десятого, – озвучиваю примерное время, чтобы лишний раз не включать телефон.
Титова всем телом напрягается, а потом, будто выходя из оцепенения, громко и надорванно вздыхает.