Только ты и я - читать онлайн книгу. Автор: Лор Ван Ренсбург cтр.№ 51

По мере того как убывает свет, тени становятся гуще, а по углам оживают вчерашние страхи. Оторвавшись от мыслей о Стивене, мой разум улетает на второй этаж и обследует площадку лестницы и коридор. Я почти уверена, что увижу там духа, призрачный силуэт незнакомца, который притаился в темном углу, а сам смотрит, слушает, оценивает нас на свой призрачный лад. Я ощущаю прикосновение ледяных пальцев к позвоночнику и внимательнее всматриваюсь в темноту, но меня отвлекает Стивен. Слегка откашлявшись, он говорит:

– Хватит изображать из себя жертву, Элли. В конце концов, я не сделал ничего такого, что могло бы дать тебе право обвинять меня во всех смертных грехах.

Упорство, с которым он пытается свести дело к отношениям между нами двоими, а точнее – к моей неспособности принять и простить то, что сам он считает даже не изменой, а легкой шалостью, незначительной ошибкой, меня буквально бесит, и в то же время это так типично, так характерно! Ярость течет по моим жилам, колет сотнями электрических иголок руки и кожу между лопатками. Не в силах ни смотреть на него, ни слушать его ложь, я бросаю его в прихожей, а сама убегаю обратно в гостиную и захлопываю за собой дверь. Там я едва не налетаю на фикус в кадке. Сорвав с ветки листок, я катаю его между пальцами. И как только Стивен может воображать, будто все происходящее – всего лишь месть неврастенички, которая вообразила себя обиженной? Даже при виде веревки с петлей он не испугался – во всяком случае, не испугался настолько, чтобы признать свою вину. Что же мне такое придумать, чтобы его наконец проняло?

Я обвожу взглядом комнату. Мне нужно что-то, что потрясло бы его по-настоящему, что пробилось бы сквозь стену самодовольного пренебрежения, которой он себя окружил. На несколько мгновений мои глаза цепляются за начищенный латунный совок и кочергу возле камина, и только потом я замечаю предмет, который мне нужен и который все так же торчит из диванной спинки.

Когда я возвращаюсь в прихожую с ножом в руке, Стивен замирает и вжимается в кресло. Его пальцы стискивают подлокотники. Чем ближе я подхожу, тем сильнее выпрямляется его спина, так что в конце концов мне начинает казаться, будто я слышу хруст позвонков. Но как бы он ни старался, бежать ему некуда.

Даже его страх предсказуем. Когда острие ножа утыкается ему в щеку чуть ниже скулы, он непроизвольно задерживает дыхание и отворачивается.

– Только не дергайся, – предупреждаю я. – А то, не дай бог, порежешься.

Стивен подчиняется. Он не возражает, не возмущается. Он вообще не издает ни звука, и я веду ножом сверху вниз к уголку его рта, в точности повторяя путь, который проделывал мой палец, когда мы лежали в постели и я притворялась, будто мне хочется, чтобы он перешел к более серьезным ласкам. Восторг, который я при этом испытываю, не поддается описанию. Больше того, он будит во мне странные побуждения, о существовании которых я даже не подозревала. Мой гнев отступает, а грудь сжимается от удовольствия, когда я представляю, что́ я могла бы с ним сделать, какое удовлетворение и радость я получила бы, причиняя ему боль, продлевая его страдания. Я даже спрашиваю себя, насколько сильно я должна надавить на нож, чтобы лезвие рассекло кожу и показалась кровь… И я действительно хочу это сделать. Хочу и могу.

– Как ты думаешь, какое наказание ты заслужил? Как насчет длинного, кривого шрама на щеке? Прощай классическая мужская красота, которая так нравится юным и впечатлительным девочкам. Но с другой стороны… – Я нажимаю на нож сильнее – недостаточно сильно, чтобы проткнуть кожу, но он начинает чувствовать боль, и его кадык нервно дергается, словно указатель ярмарочного силомера, измеряющий глубину его страха. – …С другой стороны, шрам на лице может завоевать тебе их сочувствие.

Я веду нож дальше, спускаюсь по шее и добираюсь до груди. Его панический взгляд, словно мячик, перепрыгивает с моего лица на нож и обратно. Стивен пытается угадать мои намерения, оценить мою решимость, и в то же время боится отвести глаза от ножа, ибо не знает, куда тот двинется дальше.

Лезвие цепляет несколько ниток на его джемпере, и в нем появляется небольшая дырка.

– О черт, извини!

Я улыбаюсь как можно шире. Его грудь трепещет под лезвием, дыхание становится неглубоким и частым, под мышками расплываются темные пятна пота, и от них идет острый луковый запах. Я снова улыбаюсь и опускаю клинок еще ниже, к поясу джинсов. Здесь я мешкаю, несколько раз проводя острием горизонтально, как вдоль какой-то границы. Я знаю, что эта граница пролегает чуть ниже его пупка. Там, под джемпером и джинсами, находится кожа, покрытая мягкими волосками, которые я столько раз целовала. Сейчас я могла бы с легкостью взрезать и шерсть, и хлопок, и кожу, и крепкие мускулы пресса, чтобы уложенные под ними футы и футы кишок скользкой кучей вывалились ему на колени. А может, вместе с ними из его вскрытого чрева вывалятся и кое-какие секреты, испачканные свежей горячей кровью?.. Эта мысль кажется мне весьма соблазнительной, но у меня другой план. И потом, распороть ему живот было бы слишком легко, а он не заслуживает легкой смерти.

Я не отрываясь смотрю на его лицо и гадаю: что, если он может угадывать мои мысли?

Ну и пусть.

Я продолжаю двигаться вниз. Когда нож добирается до его паха, тело Стивена каменеет от нового приступа страха. Лезвие описывает неторопливый круг вокруг мошонки.

– Я могла бы просто отрезать тебе яйца, чтобы ты гарантированно не смог причинить зло ни одной девушке. Может быть, ты и сам бы предпочел такой вариант, а, Стивен? Это ведь лучше, чем предстать перед всеми как совратитель малолетних. Намного лучше. Что скажете, профессор? Что вы выбираете: карьеру или яйца? Яйца или карьеру?

– Ты… спятила…

Нож описывает еще один круг, острый кончик громко скребет по ткани джинсов.

– Ты, наверное, считаешь себя отличным парнем, Стивен, не так ли? Настоящим мужчиной, который хорошо обходится с женщинами – платит за них в ресторанах и… что там еще? Ах да, уступает им место в транспорте! Так вот, дорогой профессор, спешу вас разочаровать: рестораны, дорогие подарки, выпивка и усвоенные вами правила хорошего тона вовсе не делают вас особенным и не дают вам права вести себя как заблагорассудится. Женщины – не игрушки, Стивен. Ты не можешь просто покупать нас в магазине как кукол. То, что ты выслушивал этих несчастных, страдающих девочек и обходился с ними вежливо, вовсе не означает, что они что-то тебе должны. И тем более это не означает, что ты можешь сломать им жизнь и заявить, дескать, они сами виноваты!

– Я никому не ломал жизнь! Ни одной из них я не причинил зла – они тебе так и скажут, если ты у них спросишь. – Стивен быстро облизывает губы и добавляет: – А если я как-то ранил их чувства, я глубоко об этом сожалею.

Опустив голову, я смотрю на нож. Костяшки моих пальцев совсем побелели – с такой силой я сжимаю рукоятку.

– И перестань вести себя так, словно я кого-нибудь убил!

Я вздыхаю и выпрямляюсь во весь рост. Колени слегка побаливают после того, как я столько времени сидела на корточках. Взявшись за спинку кресла, я качу его обратно в гостиную и ставлю на прежнее место. Нож я бросаю на диван – подальше от себя, чтобы избежать соблазна одним махом перерезать ему глотку и остановить этот поток лжи. Тени в комнате сливаются друг с другом, образуя однородный густой мрак, и я включаю электрический свет. В одно мгновение тьма отступает, и гостиную заливает яркий белый свет. Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, вижу, что длинные и узкие стеклянные плафоны люстры похожи на нависшую над нашими головами гроздь сосулек. Тьма временно изгнана, но электрический свет кажется слишком холодным, и меня пробирает странная дрожь.