— А как ты думаешь, кто мне звонит насчет этих маленьких поручений?
Ей звонят из Государственного департамента США?
— Иногда, — говорит она. — В основном звонят из других стран, со всего мира. Но я ничего не делаю за бесплатно.
Но почему драгоценности?
— Я ненавижу торговаться по поводу курса обмена валют, — говорит она. — К тому же, чтобы ты пообедал, поужинал и так далее, умирают животные.
Снова Устрица. Я уже понимаю, в чем моя задача: держать этих двоих подальше друг от друга.
Я говорю, что это другое. Люди выше животных. Животные существуют для того, чтобы кормить людей и служить людям. Люди — разумные и уникальные существа, и Бог дал нам животных, чтобы они кормили нас, и так далее. Животные — наша собственность.
— Конечно, — говорит Элен, — я так и думала, что ты это скажешь. Ты — на стороне победителей.
Я говорю, что конструктивная деструкция — это не тот ответ, которого я искал.
И Элен говорит:
— Прошу прощения, но это — единственный ответ, который я знаю.
Она говорит:
— Давай найдем книгу, разберемся с ней, а потом пойдем и убьем себе на обед какого-нибудь фазана.
Я подхожу к библиотекарю и спрашиваю про книжку детских стихов. Но она на руках. Подробности о библиотекаре: его волосы слишком густо намазаны гелем и лежат на голове словно твердый нарост или шлем. Волосы светлые, пепельные, с белыми прядями, похожими на наледь. Он сидит за компьютером, и от него пахнет сигаретным дымом. На нем свитер с высоким воротом, на свитере — бэджик с именем. “Саймон”.
Я говорю, что мне нужно найти эту книгу. Это вопрос жизни и смерти.
А он говорит: какая неприятность.
Я говорю: нет, ты не понял. Это вопрос твоей жизни и смерти.
Библиотекарь нажимает на какую-то кнопку на клавиатуре и говорит, что он вызывает полицию.
— Подожди, — говорит Элен и кладет руку на стопку. Ее пальцы сверкают изумрудами ступенчатой огранки, сапфирами, ограненными звездой, и черными бриллиантами стандартной бриллиантовой огранки. Она говорит: — Саймон, выбирай, что тебе нравится.
Библиотекарь подтягивает верхнюю губу к носу, так что видны его верхние зубы. Он моргает — один раз, второй — и говорит:
— Дорогая, свои фальшивки можешь оставить себе.
Улыбка Элен даже не дрогнула.
Библиотекарь закатывает глаза и как-то весь обмякает. Голова падает на грудь, он утыкается лбом в клавиатуру и медленно сползает со стула на пол.
Конструктивная деструкция.
Элен протягивает свою бесценную руку, чтобы развернуть монитор к себе, и говорит:
— Черт.
Даже мертвый на полу, он выглядит спящим. Прическа, щедро политая гелем, даже не растрепалась.
Элен смотрит на монитор и говорит:
— Он поменял окна. Мне нужен его пароль.
Нет проблем. Большой Брат засоряет мозги всем одинаково. Моя догадка: он считал себя очень умным — точно так же, как и другие считают себя очень умными. Я говорю, чтобы она напечатала слово “пароль”.
Глава двадцать пятая
Мона снимает носок у меня с ноги. Просто снимать больно, так что она его скатывает. Изнанка носка сдирает струпья. Хлопья свернувшейся крови летят на пол. Нога распухла, и все складки кожи растянуты. Нога напоминает воздушный шар в красных и желтых пятнах. Мона подкладывает мне под ногу полотенце и льет на нее медицинский спирт.
Боль кошмарная, но проходит быстро — поэтому непонятно, обжигает спирт или, наоборот, холодит. Я сижу на кровати в номере в мотеле, штанина закатана до колена. Мона стоит передо мной на коленях. Я хватаюсь руками за простыню и сжимаю зубы. Спина болит, все тело напряжено. Простыни на кровати холодные и пропитаны моим потом.
Надувшиеся волдыри, желтые и мягкие на ощупь, — по всей стопе. Под слоем отмершей кожи в каждом волдыре виднеются какие-то темные твердые штуковины.
Мона говорит:
— Ты по чему ходил?
Она прокаливает пинцет над пластиковой зажигалкой Устрицы.
Я спрашиваю у нее, что это за объявления, которые Устрица дает в газеты. Он что, работает на какую-то юридическую фирму? Кожный грибок и пищевые отравления — это все по-серьезному?
Спирт стекает у меня с ноги, розовый от растворенной в нем крови, на гостиничное полотенце. Мона кладет пинцет на мокрое полотенце и прокаливает над зажигалкой иголку Она убирает волосы в хвост и скрепляет его резинкой.
— Устрица называет это “антирекламой”, — говорит она. — Иногда фирмы, которые он упоминает в своих объявлениях — богатые и солидные фирмы, — платят ему, чтобы он снял объявление. Он говорит, что суммы, которые они ему платят, говорят о том, что объявления не далеки от истины.
Нога распухла, теперь она не войдет в ботинок. Сегодня утром, в машине, я попросил Мону посмотреть, что у меня с ногой. Элен с Устрицей поехали покупать новую косметику. По дороге они собираются заглянуть в большой букинистический магазин — “Книжный амбар” — и упразднить три экземпляра книги.
Я говорю, то, что делает Устрица, называется шантаж и клевета. Уголовно наказуемое преступление.
Уже почти полночь. Я понятия не имею, где Элен с Устрицей. Не знаю и знать не хочу.
— Он не говорит, что он адвокат, — говорит Мона. — Он не говорит, что занимается коллективными исками Он просто дает объявление. А бланки заполняют другие. Устрица говорит, что он просто сеет зерна сомнения в их умах.
Она говорит:
— Устрица говорит, что это только справедливо — ведь любая реклама обещает сделать тебя счастливым.
Сейчас, когда Мона стоит передо мной на коленях, мне хорошо видна ее татуировка — три черные звездочки над ключицей. За плотной завесой из цепочек с кулонами и амулетами все равно видно, что лифчика на ней нет, и я считаю — раз, я считаю — два, я считаю — три.
Мона говорит:
— Другие члены ковена тоже этим занимаются, но придумал все Устрица. Он говорит, что смысл в том, чтобы разбить иллюзию безопасности и комфорта.
Она протыкает иголкой желтый волдырь, и что-то падает на полотенце. Маленький коричневый кусочек пластмассы, покрытый вонючим гноем и кровью. Мона переворачивает его иголкой, и желтый гной стекает на полотенце. Она подцепляет кусочек пинцетом и говорит:
— А это еще что за хрень?
Это шпиль колокольни.
Я говорю, что не знаю.
Рот у Моны слегка приоткрыт, язык высунут. Она тяжело сглатывает, словно поперхнувшись. Машет рукой перед носом и быстро моргает. Желтая слизь воняет кошмарно. Мона вытирает иголку о полотенце. Одной рукой держит меня за большой палец ноги, а второй протыкает очередной волдырь. Желтый гной течет на полотенце. Туда же падает половинка фабричной трубы.