Где заканчивалась его высота пока еще никто не видел. Да и ширина такая, что не меньше стены дома! Корни древа, как застывшие в вечности змеи, струились по земле.
Пусть я и видел его не в первый раз, но каждый раз перехватывало дыхание от восторга и трепета. Впрочем, эти чувства тут же сменялись душевным спокойствием и теплом. Я пришел домой. И сколько бы Божественное древо не говорило мне о том, что я должен искать свой дом среди других божеств, слушать я не хотел.
Собственно, нельзя сказать, что древо именно говорило. Оно не умело общаться при помощи слов, но прекрасно передавало все образами. Мне казалось, что так было даже удобнее— по крайней мере, образы не могли лгать. А вот слова нередко. Вспомнить того же Эбера...
Но я старался при древе не думать о неприятном — древо слишком легко улавливало мою грусть и тоже расстраивалось. Я, крепче сжав маленькое зеркальце, перелез через несколько корней, прежде чем подобрался к центру. Сел спиной, прислонившись к стволу и стал думать о том, что же хорошего произошло в доме Ксора.
Ведь, если не брать Эбера во внимание, то все ко мне относились хорошо. Вкусная еда, мягкая постель, знания, книги... Старший брат Эбера, несмотря на некоторую холодность по началу, стал относиться намного лучше, а на его бледном лице иногда появлялась улыбка. Ксор учил, хвалил, иногда трепал по волосам. Как Рефорн, точно. Они друг у друга привычек нахватались? Когда я закончил свой «рассказ», дерево обвило меня корнями, словно заключив в объятия, а после отпустило.
Я действительно дома. И почему мне не разрешают жить здесь? Так было бы лучше всем! Я одернул себя, не позволяя эмоциями стать более явными. И тут же переключился на свое дело, чтобы древо ничего не заподозрило.
— Активируй мне зеркало, — немного капризно попросил я. — Я хочу посмотреть, что на земле делают люди.
О людях и мире, который под небесами, мне уже рассказали многое. Особенно меня заинтересовал тот факт, что люди по поведению похожи чем-то на божеств.
— Какие люди? — переспросил я, когда замелькали образы разных людей перед глазами. — Те, которые похожи на меня внешне. Маленькие, мало прожили и еще совсем мало знают об этом мире.
Это было отличным решением. Я бы не только посмотрел на тех, кому стал покровителем, но еще и попробовал бы понять, почему дети людей, которые похожи на божеств, ведут себя так, а не иначе. Как появляется ревность? И как от нее избавиться? Возможно, если бы я понял это, наблюдая за людьми, то смог бы понять причины Эбера? И тогда все стало намного проще...
Маленькое зеркальце, что я держал, неожиданно выскочило передо мной, и я завороженно уставился на то, как оно росло, пока не превратилось в гигантскую поверхность с меня ростом. А после я увидел в зеркале не свое отражение, а маленькое помещение. Настолько маленькое, что я не знал ни одной комнаты в доме Ксора, которая была бы меньше. И в этой комнате прямо на полу что-то шевелилось под куском ткани.
— Что это такое? — удивился я, а древо показало мне картинку, где божества прикасаются к поверхности зеркала.
Я повторил жест и, не успев даже моргнуть, понял, что сам нахожусь внутри этой комнаты, которую мне показало зеркало. Сердце испуганно забилось: неужели меня перенесло с небес на землю?!
Я стоял посреди комнаты столбом, не смея даже сглотнуть. Что делать? Как отсюда выбраться? А если меня заметят? А если я сделаю что-то, что повлияет на этот мир? И почему я решил своевольно посмотреть в это зеркало, когда мне говорили, что это могут делать только взрослые? Божественное древо присылало мне какие-то успокаивающие образы, но я совершенно не мог на них сосредоточиться из-за волнения.
Я только-только подавил первую панику, как из-под большой тряпки высунулась рыжая голова мальчишки примерно моего возраста.
— Брат, ты чего высунулся? Сейчас снова холода напустишь под одеяло, — раздался голос второго человека.
Я в ужасе уставился на мальчишку, а тот смотрел на меня спокойно, слишком уж спокойно для человека, который обнаружил в своей комнате постороннего. И тут я понял: этот человек смотрит не на меня, а словно бы сквозь меня. Чтобы подтвердить свои догадки я помахал рукой, подошел к ребенку и попытался до него дотронуться. Не вышло. Если я и был в нижнем мире. То исключительно разумом, тело мое явно оставалось на небесах подле древа. От накатившего облегчения я уселся прямо на пол.
Скоро меня заинтересовала эта комната: старая, со скрипучими стенами и полом, с обшарпанным единственным стулом. Бедность — именно сейчас я осознал это понятие. Почему-то, когда Ксор рассказывал мне о людях и о том, как они живут, он говорил, что все бедные — несчастны. Я с грустью посмотрел на двух детей, закутанных в убогую ткань, а после вышел из комнаты, пройдя сквозь дверь. Наблюдать за спящими скучно, а вот разведать обстановку...
Мне было интересно все! Как живут, что делают, зачем делают. Некоторые вещи мне были не совсем понятны, но Божественное Древо дополняло своими образами, а потому я быстро схватывал. Странные прутики, собранные вместе, оказались веником. Непонятная подстилка заменяла полноценную кровать. Странные тряпки на окнах нужны были для защиты от солнца, когда становилось жарко.
Несмотря на то, что все вещи в этом доме оказались ужасными на вид, менее интересными они от этого не стали. Да и в бедности обитателей этого дома я уже не был так уверен. Бедные несчастны, но эти дети совсем не выглядели несчастными: они постоянно смеялись, улыбались, иногда даже дрались, но совсем не так, как делали мы с Эбером. Их мама — высокая и худая женщина в длинном сером платье — тоже казалась радостной, но я за ней не наблюдал так внимательно, как за детьми. Двое рыжих мальчишек — старший и младший — постоянно находили себе такие занятия, за которыми было интересно смотреть. Я бы и поучаствовать был совсем не против, но, увы, не мог.
Мне было весело, очень весело, но что-то глубоко в душе неприятно скреблось. Как будто к сладкой еде вдруг добавили перец. Я хотел играть вместе с этими детьми. Или даже не с этими детьми, а с любыми другими. Подошел бы даже Эбер, если бы он смог относиться ко мне также, как эти двое рыжих мальчишек относились друг к другу. Но я прекрасно знал, что такого не будет. Как эти дети умудрялись так хорошо ладить друг с другом? У них был один взрослый человек на двоих, одна комната, даже одно одеяло! Но они совсем не испытывали ревности друг к другу. Если бы я предложил Эберу спать в одной комнате на одной кровати и под одним одеялом, то он бы тоже стал относиться ко мне лучше?
Или тут дело было в чем-то другом? В том, о чем я не успел узнать? Тогда мне нужно было продолжить наблюдение!
Правда, была одна проблема: время в этом мире было эквивалентно времени на небесах. Если я тут смотрел всю ночь и весь день, то и на небесах должно было пройти столько же времени. С другой стороны, раз меня пока никто не ищет, то я могу остаться подольше?
Успокоив себя таким образом, я продолжил подсматривать за братьями, рассчитывая, что мое отсутствие еще нескоро обнаружат.