По всем правилам, Александр должен был остановиться в Елисейском дворце, но вследствие неизвестно откуда полученного предупреждения, что там он подвергнется опасности (легко догадаться об источнике этой «достоверной информации» о заложенной бомбе), он предпочел остаться во дворце Талейрана.
Перед своим приездом на улицу Сан-Флорентен император Александр откомандировал к Талейрану своего дипломата графа Нессельроде, и они вместе сочинили ту самую знаменитую декларацию, помеченную 31 марта 1814 года, в которой объявлялось, что союзники более не будут вести переговоров ни с Наполеоном, ни с его семьей.
Естественно, что вопрос о правительстве, которое предстояло установить во Франции, был главной темой разговора императора Александра с Талейраном. Тот, не колеблясь, заявил, что династия Бурбонов наиболее предпочтительна как для тех, кто мечтает о старинной монархии с нравственными правилами и добродетелями, так и для тех, кто желает новой монархии со свободной конституцией. А раз Франция хочет именно Бурбонов, то речь должна идти о Людовике XVIII, среднем брате обезглавленного в 1793 году короля Людовика XVI.
Император Александр колебался. Ему, судя по некоторым признакам, хотелось бы посадить на французский престол трехлетнего сына Наполеона с регентством его матери Марии-Луизы, а предлагавшийся Людовик XVIII был русскому императору в высшей степени антипатичен.
– Как я могу быть уверен, – недоверчиво спросил он Талейрана, – что французский народ желает Бурбонов?
Не моргнув глазом, тот ответил:
– На основании того решения, Ваше Величество, которое я берусь провести в Сенате и результаты которого Ваше Величество тотчас же увидит.
– Вы уверены в этом? – переспросил Александр.
– Я отвечаю за это, Ваше Величество.
Сказано – сделано. 2 апреля Талейран спешно созвал Сенат. Это учреждение не играло при Наполеоне ни малейшей роли и ограничивалось положением послушных исполнителей императорской воли. Они привыкли пресмыкаться перед силой, без рассуждений повиноваться приказу, и если из ста сорока одного на призыв Талейрана откликнулось всего шестьдесят три сенатора, то это произошло, главным образом, потому, что еще не все освоились с мыслью о крушении Империи. Опираясь на поддержку союзных армий, стоявших в столице и во Франции, Талейран легко достиг того, что, во-первых, Сенат постановил избрать временное правительство с поручением ему вести текущие дела и выработать проект новой конституции, а, во-вторых, чтобы во главе этого правительства был поставлен именно он – Шарль-Морис де Талейран-Перигор.
Вечером того же дня он принес императору Александру решение, объявлявшее о низложении Наполеона и о восстановлении власти Бурбонов с конституционными гарантиями. Русский император был поражен, когда среди подписей сенаторов, требовавших восстановления власти Бурбонов, он увидел имена нескольких лиц, в свое время голосовавших за казнь последнего из тех же самых Бурбонов Людовика XVI.
Довольный результатами своей кипучей деятельности, Талейран, ставший заметно более уверенным в себе, заявил находившемуся в замешательстве Александру:
– Ни вы, Ваше Величество, ни союзные державы, ни я, которому вы приписываете некоторое влияние, никто из нас не может дать Франции короля. Франция побеждена, и побеждена вашим оружием, и, тем не менее, даже вы не обладаете сейчас достаточной для этого властью. Какой-нибудь навязанный король может быть создан интригой или силой, но того и другого недостаточно. Чтобы установить нечто прочное и заставить принять это без возражений, надо действовать на основании какого-нибудь принципа. С ним мы будем сильны и не встретим никакого сопротивления; во всяком случае, все возражения должны будут в ближайшее время исчезнуть; но есть только один принцип: это Людовик XVIII – законный король Франции.
После своего объявленного Сенатом низложения, Наполеон понял, что ему остается лишь вести с победителями переговоры о положении, которое будет для него отныне создано. Генерал Коленкур с маршалами Неем и Макдональдом прибыли в Париж для ведения этих переговоров. Они очень достойно выполнили это тягостное поручение, в результате чего между союзными державами и временным правительством, с одной стороны, и уполномоченными Наполеона, с другой стороны, было достигнуто соглашение, которое ставило императора и его семью в относительно благоприятные условия и даже щадило их достоинство, как это видно из употребленных в нем выражений.
Декларация союзников была составлена следующим образом:
«Желая доказать императору Наполеону, что всякая враждебность с их стороны прекращается с того момента, как исчезает необходимость обеспечивать покой Европы, и что они не могут и не желают забыть о том месте, которое принадлежит Наполеону в истории его века, союзные державы отдают в полную собственность ему и его семье остров Эльбу. Они обеспечивают ему шесть миллионов дохода в год, из которых три миллиона предназначаются ему и императрице Марии-Луизе и три миллиона – остальным членам его семьи, а именно: его матери, братьям Жозефу, Луи и Жерому, его сестрам Элизе и Полине и королеве Гортензии, которая будет считаться его сестрой, принимая во внимание ее отношения с мужем».
Позднее в это распределение было внесено изменение, так как императрица Мария-Луиза не пожелала последовать за Наполеоном. Было установлено следующее: император получал два миллиона, его мать – триста тысяч франков, Жозеф и его супруга – пятьсот тысяч франков, Луи – двести тысяч франков, Гортензия и ее дети – четыреста тысяч франков, Жером и его супруга – пятьсот тысяч франков, Элиза – триста тысяч франков, Полина – триста тысяч франков.
Еще недавно казавшаяся незыблемой Империя была разрушена в один час, и малочисленному по составу временному правительству все стало даваться без труда. Оно нигде не встречало препятствий и не испытывало недостатка в деньгах, так как все расходы временного правительства, существовавшего семнадцать дней, и суммы, затраченные на вступление короля в Париж, были оплачены из бюджета в размере двухсот тысяч франков.
Сенат по указанию Талейрана освободил армию и народ от данной Наполеону присяги. Независимо от этого, Наполеон подписал в Фонтенбло отречение в пользу своего сына, а регентшей назначил Марию-Луизу, свою жену и дочь императора одной из победивших держав. Весть об этом отречении как раз и привезли в Париж Коленкур, Ней и Макдональд. Талейран попросил их пожаловать на совещание, но они категорически отказались иметь с ним дело, а отправились прямо к императору Александру. Русскому императору идея передачи французского престола сыну Наполеона нравилась гораздо больше, чем проект Талейрана с Людовиком XVIII, да и австрийский император не мог не поддерживать эту комбинацию, при которой его дочь становилась фактической правительницей Франции, а его малолетний внук – номинальным французским королем.
Но Талейран продолжал твердо стоять на своем. «Он продал Директорию, он продал Консульство, Империю, Императора, он продал Реставрацию, он все продал и не перестанет продавать до последнего своего дня все, что сможет и даже чего не сможет продать», – говорила о нем именно в те времена хозяйка влиятельнейшего в Париже салона и знаменитая писательница Жермена де Сталь, которая горько каялась, что помогла его карьере в 1797 году, упросив Барраса дать ему портфель министра иностранных дел.