Нравы Мальмезонского дворца - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нечаев cтр.№ 35

Разделение наглухо покоев императора и императрицы – это был серьезный ход. Это была уже не просто очередная ссора двух супругов, которая, по сути, является их личным делом. В конце концов, все так живут: поссорились – помирились, поссорились – помирились… Без далеко идущих заявлений и выводов… На сей раз это был поступок, направленный на то, чтобы его увидели все. Чтобы все, наконец, поняли, что ситуация серьезна и решение принято. Впрочем, все было не так просто, как может показаться.

Историк Рональд Делдерфилд по этому поводу замечает:

«После ворчания и недолгого морализаторства он ничего не сказал о разводе и никак не объяснил причину разделения их покоев».

После этого они некоторое время провели в спокойной, хотя и несколько взвинченной обстановке. Но решение, как бы кому чего ни хотелось, уже было принято, и решение это имело для Наполеона и Жозефины очень далеко идущие последствия.

Рональд Делдерфилд пишет:

«Это решение было самым трудным из всех, какие ему приходилось принимать, и стоило бесконечных переживаний. Приняв такое решение, он совершенно изменился, потому что для этого ему понадобилось столь страшное напряжение силы воли, что он даже утратил способность принимать решения. В течение шести предстоящих лет нерешительность сыграет важную роль в его падении. В конце концов, это приведет его к такому положению, когда за него все решения будут принимать его тюремщики».

Кажется, Вольтер говорил, что развод столь же стар, как и брак, но брак на несколько недель древнее. Конечно, это шутка, но шутка с очень большим подтекстом. К разводу вообще можно относиться по-разному. Кто-то, например, считает развод панацеей от всех недугов, но потом вдруг обнаруживает, что лекарство оказалось гораздо хуже болезни. Кто-то называет развод внезапно наступившей неизбежностью. Кто-то вообще считает, что хорошее дело браком не назовут…

У Наполеона и Жозефины их развод, похоже, был предрешен. Слишком уж высоко забрались эти люди, слишком уж сильны стали обстоятельства, от которых они не могли не зависеть. До непоследственно развода «de jure», впрочем, имел место целый ряд весьма интересных событий, о которых нельзя не рассказать.

6 июля 1809 года Наполеон одержал громкую победу при Ваграме и через пять недель заключил с австрийцами так называемый Венский мир. После этого, уже твердо решившись на развод и не общаясь с Жозефиной, он отправил шифрованную депешу генералу Арману де Коленкуру, послу Франции в России. В депеше было написано:

«Господин посол… Император решился, наконец, на развод… Император говорил о своем разводе в Эрфурте с императором Александром, которому надо напомнить, что он обещал выдать за императора свою сестру, принцессу Анну. Император желает, чтобы вы обговорили этот вопрос с императором Александром, действуя прямо, без обиняков.

Вы должны доставить нам сведения об этой принцессе, особенно сроки, в которые она созреет для материнства».

Речь в этой депеше шла о Великой княжне Анне Павловне, сестре Александра I. Эта девушка получила прекрасное домашнее образование: помимо языков (русского, французского и немецкого), живописи и музыки, она изучала основы математики и естественных наук. По отзыву современников, Анна, «высокая ростом, статная, с прекрасными глазами», была «хотя и не красавица, но взор ее исполнен доброты».

Только что разгромивший Австрию Наполеон действительно сватался к ней в 1809 году, однако, как и следовало ожидать, под предлогом молодости пятнадцатилетней невесты он получил вежливый отказ. Как пишет историк А.З. Манфред, «при резко враждебном отношении его (Александра I) матери Марии Феодоровны и всего русского общества к Наполеону брак его сестры был фактически невозможен».

В 1816 году Анна Павловна выйдет замуж за наследника королевства Нидерланды кронпринца Виллема-Фредерика.

Но летом 1809 года Наполеон еще этого не мог знать. В ожидании ответа от русского императора и полностью уверенный в его согласии, он стал все более отстраняться от Жозефины и теперь встречался с ней только за обедом.

До ноября месяца Наполеон медлил с решительным объяснением. Наконец, 30 ноября 1809 года в конце обеда он объявил той, которую всегда так любил, что намерен ее покинуть.

Поль-Мари-Лоран де л’Ардеш пишет:

«Это случилось 30 ноября 1809 года. В этот день император и императрица обедали вместе; он был мрачен и задумчив, она грустна и молчалива. После обеда присутствовавшие оставили их наедине.

„Жозефина, милая Жозефина, – сказал, наконец, Наполеон, – ты знаешь, я любил тебя!.. Тебе, одной тебе обязан я всеми минутами счастья, которые имел в жизни. Жозефина, моя судьба побеждает мою волю. Перед выгодами Франции я должен заглушить самый голос сердца”.

Императрица не хотела слушать более; она быстро прервала речь своего супруга и сказала: „Не говори: я это знала; я понимаю тебя…” Рыдания помешали ей продолжать…»

По словам Рональда Делдерфилда, Жозефина «приняла эти прозрачные намеки с неловким молчанием».

Прозрачные намеки? Интересная трактовка…

Когда муж говорит, что намерен жениться на «брюхе», что династия без наследника – это династия без фундамента, что высшие государственные интересы требуют, чтобы у него был ребенок, разве это намеки? Для неспособной больше иметь детей жены, к сожалению, это – не намеки, это – приговор, окончательный и не подлежащий обжалованию.

Собственно, Жозефина в глубине души уже давно была готова к этому. С момента своего неосмотрительного поведения, когда она так глупо и так открыто проводила время с Ипполитом Шарлем в Мальмезоне, она знала, что развод вполне возможен. Но не неизбежен же! Когда Наполеон возвращался из Италии и Египта, она выдерживала ужасные бури, растворяя его гнев в непрекращавшихся потоках слез, поддержанных искренними мольбами сына и дочери.

Рональд Делдерфилд пишет:

«Несмотря на многие месяцы подавляемых предчувствий, это явилось для нее страшным ударом.

Мягким, прерывающимся голосом он говорил ей о „неумолимой судьбе”, об их общей обязанности „принести в жертву собственное счастье ради интересов Франции”.

Не надеясь на успех, она пустила в ход последнее средство. Издала два пронзительных крика, завыла и изобразила обморок отчаяния».

Изобразила? По этому вопросу имеются различные мнения. Но факт остается фактом: Жозефина вскрикнула и упала на ковер…

Барон Луи де Боссе, первый камергер двора императорицы и свидетель этой необычайной сцены, рассказывает:

«Я дежурил в Тюильри с понедельника, 27 ноября. В этот день, а также в последующий вторник и среду, я заметил искаженное лицо императрицы и молчаливую сдержанность в поведении императора. Изредка он нарушал молчание за обедом двумя-тремя вопросами, не обращая внимания на то, что ему отвечали. Обед в эти дни заканчивался в десять минут».