— Я не намерен пренебрегать преимуществом, которое дают им их укрепления, генерал Алверез, — сказал он. — Но епископ воинствующий Канир доказал, что, когда они не могут маневрировать, когда они зажаты в своих собственных редутах, когда их людские ресурсы перегружены, прикрывая все их уязвимые места, массированная колонна может сокрушить даже чарисийское оружие. — Он положил ладонь на отчет от Кейтсуирта. — Более того, тот факт, что они не получили подкрепления, несмотря на их флот, указывает на то, что у них нет никаких войск для отправки, и я намерен овладеть этим городом раньше, чем они это сделают. — Рука на отчете епископа воинствующего сжалась в кулак. — Это должно быть сделано, это может быть сделано, и это будет сделано, сэр Рейнос. И, — мягко добавил он, — это воодушевит армию на сокрушение еретических морских пехотинцев, которые нанесли вашему авангарду такой болезненный удар.
Алверез почувствовал, как его собственные губы сжались, и ему было трудно сохранить нейтральное выражение лица. Харлесс был осторожен во всем, что он лично мог сказать своим союзникам, но у Алвереза были свои информаторы. Он знал, как Харлесс выражался перед своими старшими офицерами, и было не одно столкновение между некоторыми из его собственных офицеров и офицеров армии справедливости, которые комментировали, как доларская армия позволила прижать себя к земле полевым силам, едва ли вчетверо уступающим ей по численности.
— Сокращение численности противника и устранение угрозы моим линиям снабжения само по себе жизненно важно, — продолжил Харлесс. — И это почти в равной степени важно для Долара, поскольку это устранит большую часть нагрузки, которую снабжение армии Шайло создаст на ваших собственных каналах и реках.
Алверез отметил, что герцог, похоже, не был в восторге от нового назначения их объединенных сил. По словам его информаторов, Харлесс усиленно лоббировал простое включение собственных сил Алвереза в армию справедливости. К счастью, кто-то в Горате, очевидно, понял, как, по крайней мере, солдаты и офицеры Алвереза отреагировали бы на эту идею.
— Я понимаю, что в нашем плане нападения есть некоторый риск, — сказал деснаирец. — Никто никогда не может предсказать исход битвы до того, как она начнется, иначе вообще не было бы необходимости в ней сражаться. И я также понимаю, что у моих собственных войск нет опыта борьбы с новым оружием еретиков. — Последнее предложение показалось Алверезу несколько небрежным. — Более того, неудавшееся нападение, несомненно, окажет негативное влияние на моральный дух армии. Однако я сомневаюсь, что последствия были бы намного серьезнее, чем если бы мы отказались от попытки атаковать. Если мы покажемся слишком робкими, чтобы сразиться с силой, которую мы настолько превосходим численностью, это не может не подорвать доверие людей к нам и, в конечном счете, к самим себе. Это было бы достаточно плохо даже среди людей благородного происхождения; среди рядов простых людей последствия вполне могут быть еще хуже.
И вот тут, — подумал Алверез, — ты, возможно, просто прав. По крайней мере, о ваших людях. Я хотел бы думать, что мои поняли бы логику простого отсеивания и заключения еретиков в Тесмар — делая с ними то, что они сделали с Рихтиром в Тревире, — даже если я не так уверен в этом, как хотелось бы. Но ты лично не разведал положение еретиков так, как это сделал я. Ты читал отчеты, смотрел наброски, наносил их на карту, но на самом деле ты не видел этих окопов и этих затоплений. И ты не видел, как вся гребаная артиллерия в мире выглядывает на нас через них.
Возможно, это не имело бы значения, если бы Харлесс лично видел дула этих еретических пушек. Он продолжал думать об артиллерии как о массивных, неподвижных, медленно стреляющих монстрах, которые были практически бесполезны в наземных сражениях. Действительно, он, казалось, думал, что это хорошо, что еретики «были вынуждены» полагаться на морских артиллеристов! Он, по-видимому, осознал тот факт, что его собственные полевые орудия стреляли гораздо быстрее, чем морское оружие старого образца, но, похоже, он не сделал умственного скачка, чтобы понять, что морские орудия новых моделей делают то же самое.
Или что у этих презренных, простолюдинов-чарисийских моряков было больше опыта в их стрельбе, чем у кого-либо другого во всем мире.
— Итак, мы атакуем, как и планировалось, как только наша собственная артиллерия будет на позиции, — заключил Харлесс, и Алверез кивнул.
— Конечно, ваша светлость, — сказал он. Не то чтобы у него был какой-то выбор. И, возможно, Харлесс был прав. Возможно, они смогли бы взять Тесмар, даже если Алверез был мрачно уверен, что потери будут намного больше, чем предполагал герцог. Иногда было что сказать о мужестве невежества, уверенности в том, чтобы попытаться сделать то, что, как знали «более старые и мудрые головы», было невозможно.
И, как заметил сам архангел Чихиро перед одной из битв с падшими, когда дело было достаточно серьезным, иногда приходилось разбивать столько яиц, сколько требовалось, чтобы приготовить омлет.
Но этот разговор произошел более пяти дней назад, и разочарование Алвереза росло с каждым днем, в то время как еретики продолжали улучшать свои позиции, а деснаирский компонент армии Шайло изо всех сил пытался занять позиции. Это было особенно невыносимо, потому что Харлесс должен был знать — как, безусловно, знал сэр Рейнос Алверез, — что неэффективность деснаирского офицерского корпуса во многом обуславливала то, как сиддармаркская армия на протяжении веков надирала ему задницу то с одной, то с другой стороны. То, что Деснаиру не удалось преодолеть эти недостатки до джихада, не обнадеживало, но еще менее обнадеживающим было то, что офицеры Харлесса, очевидно, думали, что они их преодолели, и это говорило о действительно ужасных вещах о том, насколько плохой была ситуация до текущей реорганизации имперской армии.
Хорошей новостью было то, что самые серьезные проблемы, по-видимому, были на том, что доларская армия назвала бы дивизионным уровнем. Даже для Долара полк оставался основным боевым формированием, а дивизии были чисто административными организациями, но командирам дивизий (самым старшим командирам полков в каждой дивизии) было поручено координировать передвижение и снабжение всех полков в своих дивизиях. Это, по крайней мере, установило четкую цепочку командования и полномочий… и ответственности. Алверез на самом деле не был уверен, что в деснаирской армии вообще есть «дивизии» в этом смысле, и для него было очевидно, что в армии справедливости очень мало координации выше уровня полка. Тот факт, что деснаирские пехотные полки были вдвое меньше доларских, только усугублял ситуацию, как и очевидное презрение ко всей концепции пехоты, исходящее от старших офицеров Харлесса. Они явно продолжали считать кавалерию решающим родом войск, несмотря на то, как катастрофически они проигрывали в прошлом сиддармаркской пехоте. Действительно, Алверез слышал, как даже граф Хеннет, официальный командир пехоты Харлесса, цитировал деснаирский афоризм: «кавалерия побеждает, пехота занимает».
Странно, как плохо это работало против республики в прошлые времена.
По крайней мере, их лучшие командиры полков, похоже, поняли, насколько они облажались, — сказал себе Алверез, когда последняя батарея прошла мимо него к заранее выбранной позиции. — Некоторые из них даже, казалось, были готовы учиться у простых доларцев. На самом деле они потратили последнюю пятидневку или около того, приглашая его собственных командиров рот и полков пообедать с ними, а затем поковырялись в их мозгах, чтобы посоветоваться с опытом. Даже некоторые из их артиллеристов спокойно обсуждали свое ремесло с его пушкарями!