А еще там лежали мои пергаменты. Весь послужной список, дипломы, свернутые в трубочку.
Конечно, за пять лет кое-какие награды испортились, чернила могла сожрать вода, но я надеялся, что смогу почистить, поправить. Ну, а еще у меня есть знакомый маг.
Увы, сколько я не копался в канаве и под мостом (на потеху немногочисленных мальчишек), но ничего не нашел. Нет, вру. Рука зацепилась за что-то твердое, и на свет божий вылез тяжеленный комок грязи. Он еще и звенел! О, так это те самые деньги, что я отобрал у Уты (мои деньги, присвоенные лжесупругой!) — не то двести, не то триста талеров медью и серебряной мелочью. Для кого-то довольно приличная сумма. Опасаясь, чтобы ветхая ткань не рассыпалась, сунул в мешок. Но все равно, привлек внимание мальчишек.
— Дядька, дай денежку! — потребовал один из них, самый наглый.
Их было человек пять. Обычные уличные сорванцы, встреча с которыми опаснее встречи с голодным волком. Судя по драной одежде — из бедных семей, не то — беспризорники. Возраст — от двенадцати до пятнадцати. Самый поганый период в жизни мальчишки, когда силенки уже есть, а ума еще нет.
— Дам, а потом еще и поддам, — пообещал я, улыбнувшись, демонстративно положив руку на рукоять ножа (с нарядом господина Лайнса меч никак не гармонировал!).
Видимо, взгляд у меня был не очень добрым, потому что малолетки попятились.
— Эй, парни, — окликнул я мальчишек. — А хотите поделюсь? Но отработать надо.
Самый старший и, самый крепкий, очевидно вожак, внимательно смотрел на меня. Слишком внимательно. Так, словно рассматривал, пытаясь узнать. Вряд ли мальчишка мог меня помнить. Ну, сколько ему могло быть во времена осады? Лет девять-десять. Еще ладно, было бы ему лет двенадцать, то он мог бы быть в «летучем отряде» (еще называвшемся «летучие мальчишки»). Но по моему настоянию, младше двенадцати лет в отряд не брали. Хотя, мне показалось, что этого мальчишку я где-то видел, а вот узнать не мог. Это взрослые за пять лет почти не меняются, а мальчишки, становясь юношами, очень даже.
— Парни, отойдите подальше, мне с дядькой поговорить надо, — приказал вожак своей маленькой банде и те беспрекословно ушли. Повернувшись ко мне, улыбнулся, показав белые зубы. Правда, двух передних недоставало.
— Комендант, ты меня не узнаешь?
Ну, кто это мог быть? Неужели…
— Яник? — неуверенно предположил я.
Улыбка парня стала еще шире.
— Он самый!
Яник, самый младший из «летучих мальчишек». Да, ему было десять, а не двенадцать, потому что его привел Жак Оглобля. Пять лет назад, мальчишка кинулся бы ко мне на шею. Ну, или полез бы драться, как это было когда-то, когда он не смог опознать в заросшем бродяге бывшего командира. А теперь — сама сдержанность!
— Эх, нам бы с тобой где-нибудь посидеть, поболтать, — вздохнул я, критически осмотрев свою грязную и вонючую одежду. Идти в гостиницу мыться и переодеваться не хотелось. Подумав, предложил: — Слушай, а твои парни мне одежонку какую-нибудь не спроворят? Вон, пусть возьмут на расходы.
Я протянул Янику мешок.
Парень вздохнул, покачал головой и, посмотрев на меня как на маленького и бестолкового ребенка, вытащил из мешка штук пять мелких серебряных монет, сунул их себе в карман, потом вытащил еще пару штук. Свистнул, а когда подбежали ребятишки, дал одному из них обе монеты и приказал:
— Вот, видите дядьку? Он мой большой друг. Надобно одежду отыскать. Не красть, а купить.
— Если у старьевщика взять, одной хватит, — рассудительно сообщил конопатый парнишка, в одежде, состоявшей из сплошных дыр и заплат, пришитых через край. — А в другие лавки нас все равно не пустят.
— Комендант, а ты … ой, простите, вы будете носить одежду от старьевщика? — поинтересовался Яник.
— Ну, мне бы только эти тряпки поменять, — сказал я. — Чтобы не сильно воняло. Мы ж с вами в какую-нибудь харчевню сходим, верно? Парни твои перекусят, а мы переговорим.
Молодежь скривилась, дружно сглотнув слюну. Похоже, есть им хотелось, но дорога в харчевню была заказана. Оно и понятно. Какой трактирщик впустит шайку малолетних оборванцев?
— Сейчас переоденусь и пойдем.
— Не впустят, — уверенно сказал конопатый.
— Ничего, мы попросим, — усмехнулся я. — И мешок бы еще куда-нибудь девать. Давай-ка, возьми себе и своим парням горсть, а остальное отнесешь в гостиницу. Наверняка знаете, где я остановился?
— Ну, как не знать! — ответил Яник. — Народу к нам теперь мало ездит, все на виду.
Я не стал уточнять — зачем малолетняя шайка смотрит на народ, въезжающий в город, и так понятно. Пошуровав в мешке, стараясь, чтобы попались хотя бы пфенниги, сунул себе горсть, и протянул мешок вожаку.
— Может, сам и отнесешь? Ну, денег возьмешь, сколько надо, — предложил я. — Сестрицам скажешь — мол, постоялец задержится. Только, мешок им не отдавай, в конюшню отнеси.
— О, а там … — начал парень, но оглянувшись на своих дружков, не стал называть имя коня. Полагаю, имя гнедого не менее известно, чем мое.
Вообще, Яник толковый парень. Удержался, ни разу не назвал меня по имени. Правильно. Мне пока светиться не хотелось. И так рисковал со своей приметной рожей и бритой башкой, хотя башка и была под шляпой.
В чем преимущество маленьких городов. Наверное, не прошло и десяти минут, как мне принесли более-менее приличную одежду, а Яник умчался в гостиницу. Пока его ждали, я успел надеть на себя чьи-то шмотки. Вполне приличные, если не считать того, что на штанах, там где задница, красовалась заплата, а на камзоле, прямо у сердца, была заштопанная дыра.
Вожак вернулся задумчивый. Посмотрев на меня, спросил:
— Скажите, а как с ума сходят?
— Не знаю, сам пока не сходил, — честно ответил я. — А что случилось?
— Может такое быть, чтобы лошадь человеческим языком говорила?
— Не может, — твердо ответил я.
— Ну, тогда я точно, спятил. Померещилось, что ваш конь мне что-то сказал.
— А что померещилось? — заинтересовался я.
— Померещилось, что он мне сказал — передай Артаксу, чтобы меня позвал, если что. Услышу, и прибегу.
— Артаксу?
— Самому Артаксу?!
— Да не фига себе!
— Так он что, не помер?
Пришлось показать мальчишкам кулак, чтобы замолкли.
— Ну, он же тебе не по-человечески сказал, а проржал? — спросил я.
— Ага, — кивнул парень. — Сказал — иго-го, но я почему-то понял.
— Ничего страшного. Я своего коня тоже понимаю. Правда, — вздохнул я, — не всегда.
— Фух ты, — выдохнул парень с радостью. — А я-то решил, что все, пора мне в Скорбный дом.
— Если ты сумасшедший, то в Скорбный дом не захочешь, — утешил я парня. — Все сумасшедшие, которых встречал, считали себя нормальными.