– Об этом ничего сообщить не могу, сьер. Мясника из меня не растили.
Водал захохотал.
– Туше! Я уже слегка сожалею, что ты согласился служить мне. Реши ты остаться моим пленником, нам предстояло бы немало приятных бесед, прежде чем я – как задумано – воспользовался бы тобой, дабы малой кровью спасти жизнь бедолаги Барноха. Увы, жизнь повернулась так, что завтра утром нам предстоит расстаться. Однако, сдается мне, мое поручение прекрасно совпадет с твоими наклонностями.
– Если поручение от тебя, сьер, иначе и быть не может.
– Нет, на эшафоте твои таланты определенно пропадают зря, – с улыбкой сказал он. – Ничего, вскоре подыщем тебе дело получше. Однако, чтобы служить мне как следует, ты должен видеть положение фигур на доске и понимать цель затеянной нами игры. Назовем стороны «белыми» и «черными», и в честь твоего наряда – дабы ты понимал, к какой из сторон принадлежишь, – «черными» будем мы. Не сомневаюсь, тебе с детства внушали, будто черные – всего-навсего изменники и бандиты, но имеешь ли ты хоть какое-нибудь понятие, за что мы боремся, чего желаем достичь?
– Объявить мат Автарху, сьер?
– Дело хорошее, однако это лишь очередной шаг к конечной цели, а не сама цель. Ты выходец из Цитадели – как видишь, кое-что о твоих странствиях и твоем прошлом я знаю, – из огромной твердыни, возведенной в дни древности, а значит, должен обладать кое-какими чувствами к прошлому. Тебе когда-либо приходило в голову, что хилиады тому назад человечеству жилось куда богаче, радостнее, чем сейчас?
– Все знают: до высот славного прошлого нам далеко, – ответил я.
– Как было тогда, так будет и вновь! Люди Урд, странствующие меж звезд, из галактики в галактику, повелители дочерей солнца…
Шатлена Тея, должно быть, не подавая виду, слушавшая Водала, взглянула на меня из-за его плеча.
– А знаешь ли ты, палач, – нежно проворковала она, – как был переименован наш мир? Люди на заре времен отправились к красной Верданди, называвшейся тогда Войной. Решив, что столь неблагозвучное название отпугнет возможных последователей, они переименовали ее, дав ей имя Презент. На их языке то была шутка, каламбур, так как слово это означало одновременно и «настоящее», и «дар». По крайней мере, так нам с сестрой однажды объяснял один из наставников, хотя я лично не в силах представить себе языка, способного смириться с подобной путаницей.
Казалось, слушавшему Тею Водалу не терпится заговорить самому, однако он оказался слишком воспитан, чтобы перебивать говорящую.
– Игру их поддержали другие, в силу неких собственных причин призывавшие заселить ближайший к Солнцу из пригодных для жизни миров. Они назвали свой мир Скульд, «Миром Будущего», ну а наш мир получил имя Урд, став «Миром Прошлого».
– Боюсь, тут ты ошибаешься, – возразил ей Водал. – Мне достоверно известно: наш мир носит это имя с глубокой древности. Однако твоя ошибка столь очаровательна, что… пускай уж лучше ты будешь права, а я ошибаюсь!
В ответ Тея улыбнулась, а Водал вновь обратился ко мне:
– Конечно, рассказ моей дорогой шатлены не объясняет, отчего Урд названа именно так, но главное подчеркивает великолепно. В те времена человечество странствовало от мира к миру на собственных кораблях, и каждый из них покоряло и возводило там города Человека. То были величайшие дни, дни расцвета человеческой расы: отцы отцов наших отцов стремились к господству над всей Вселенной.
Тут он сделал паузу, словно бы ожидая от меня каких-нибудь комментариев, и я сказал:
– Да, сьер, с тех пор мы утратили изрядную толику мудрости.
– О, тут ты попал в самую точку. Но кое в чем, при всей своей проницательности, все же ошибся. Нет, мудрости мы не утратили. Утратили мы могущество. Научные изыскания двигались вперед без остановок, но, пусть даже люди узнали все, что необходимо для покорения новых миров, силы нашего мира иссякли. Сейчас наше существование держится, можно сказать, на честном слове; живем мы среди руин наследия предков. Пока одни мчатся по воздуху на флайерах, одолевающих десяток тысяч лиг в день, мы, прочие, ползем по спине Урд пешком, не в силах добраться от горизонта до горизонта, прежде чем западный небокрай поднимется и скроет солнце, подобно вуали. Ты только что говорил о мате этому жалкому дурню, Автарху. Теперь представь себе двух автархов – две великие силы, оспаривающие друг у друга господство. Белые стараются сохранить все как есть, а черные – вновь направить стопы Человека на путь к владычеству. Черными я назвал их по чистой случайности, однако не стоит забывать: именно темной ночью лучше всего видны звезды, далекие, почти незаметные при свете алого дня. Итак, какой же из этих двух сил ты хочешь служить?
Среди деревьев поднялся ветер. По-моему, все до единого за столом молчали, слушая Водала и ожидая моего ответа.
– Черным, конечно же, – сказал я.
– Прекрасно! Однако, как человек здравомыслящий, ты должен понимать: отвоевание власти – дело нелегкое. Те, кто не желает перемен, могут сидеть без дела, вцепившись в свои моральные принципы, хоть целую вечность. Сделать все предстоит нам. Нам, и никому другому. Во что бы то ни стало!
Остальные заговорили и вновь принялись за еду. Я понизил голос так, чтоб слышать меня мог только Водал.
– Сьер, я тебе кое-чего не сказал, и таиться дальше не смею, опасаясь, как бы ты не счел меня ненадежным.
Намного превосходящий меня в искусстве интриги, Водал отвернулся, сделал вид, будто занят едой, и лишь после ответил:
– Что же это? Выкладывай.
– Сьер, – сообщил я, – в моих руках оказалась реликвия, вещь, называемая Когтем Миротворца.
Слушая меня, Водал впился зубами в жареную птичью ножку, но тут на миг замер, покосился в мою сторону, однако головы ко мне не повернул.
– Желаешь взглянуть, сьер? Он просто прекрасен, а хранится у меня в сапоге, за голенищем.
– Нет, – прошептал он. – То есть, возможно, и да, но не здесь… нет, лучше вовсе не надо.
– Тогда кому же его передать?
Водал прожевал и проглотил откушенное.
– Слышал я от друзей в Нессе, что он пропал. Выходит, он у тебя… значит, тебе и хранить его, пока не представится случай сбыть его с рук. Продать даже не пробуй: вмиг опознают. Спрячь где-нибудь. В конце концов, брось в какую-нибудь яму поглубже.
– Но, сьер, ведь он, несомненно, весьма ценен.
– Ему нет цены, а значит, не стоит он ни гроша. Конечно, мы с тобой – люди здравомыслящие, без предрассудков, но… – Несмотря на эти слова, в его голосе явственно слышались нотки страха. – Но эту безделку полагают святыней, способной творить всевозможные чудеса. Окажись она у меня, я буду объявлен осквернителем святынь и врагом Теологумена. Господа наши сочтут, будто я предал их. Ты должен рассказать…
Как раз в этот миг к столу со всех ног подбежал человек, которого я прежде не видел. Судя по выражению лица, явился он с безотлагательными новостями. Водал, поднявшись, отошел с ним в сторонку. На мой взгляд, сейчас он казался обаятельным, статным школьным учителем, беседующим с учеником, так как макушка гонца едва доставала ему до плеча.