Тут юноша, воплощенный из сновидений, открыл было рот, чтоб скомандовать расчету носовой батареи «огонь», но, прежде чем с языка его сорвалось хоть словечко, над водой грянул выстрел исполинской пушки врага. Грохот ее был не похож ни на гром, ни на любой другой звук, знакомый слуху людей; казалось, все они очутились в огромной каменной башне и башня та в один миг рухнула наземь.
Ядро врага, угодив прямо в казенную часть первой из пушек батареи правого борта, разнесло ее на куски и само разлетелось вдребезги, и град осколков, хлестнувший по палубе ворохом темных листьев, подхваченных ураганом, унес с собою немало жизней.
Тогда рулевой, не дожидаясь приказа, развернул корабль левым бортом к врагу, и пушки левого борта открыли огонь – вразнобой, по готовности тех, кто наводил их на цель, будто волки, воющие на луну. Ядра их пронеслись мимо единственной башни противника, а некоторые ударили прямо в нее, так что башня разразилась погребальным звоном по погибшим мгновением раньше, а еще несколько канули в воду у борта хищного остроносого корабля, а еще часть ядер, отскочивших от палубы (также железной), с визгом ушли в небеса.
Единственная пушка врага вновь подала голос.
Так бой и продолжался – считаные минуты, но каждая из них казалась длиннее целого года. Наконец юноша, воплощенный из сновидений, припомнил совет, полученный от царевны, дочери Ночи, но ветер, хотя и крепкий, по-прежнему дул в кормовую скулу, и, если развернуть корабль так, чтоб (согласно совету принцессы) оказаться с наветренной стороны от противника, стрелять большую часть времени смогут только носовые орудия либо батарея правого борта, одна из пушек которой разбита, а расчеты изрядно прорежены градом осколков.
Но в этот миг его осенила еще одна мысль: ведь бьются они точно так же, как сотни их предшественников, а все эти сотни предшественников нашли здесь смерть, корабли их потоплены, а кости устилают дно мириадов проток, избороздивших паутиной морщин лик острова великана. Тогда отдал он приказ рулевому, но рулевой не откликнулся, так как тоже пал жертвой осколков, а на ногах держался лишь потому, что перед смертью мертвой хваткой вцепился в штурвал. Видя это, юноша, воплощенный из сновидений, встал за штурвал сам и развернул корабль носом к противнику. Тут три сестры и явили то самое пресловутое благоволение храбрым: очередное ядро, пущенное врагом, могло бы прошить корабль от форштевня до кормового транца, однако просвистело мимо левого борта на расстоянии не больше длины весла, а следующее разминулось с целью по правому борту этак на ширину шлюпки.
Тут враг, до сих пор стоявший на месте, не пытаясь ни отступить, ни пойти на сближение, лег в разворот. Видя, что противник не прочь сбежать, если сможет, на корабле разразились громкими криками торжества, будто уже одержали победу. Однако – вот чудо! – единственная башня врага, до сих пор всем казавшаяся неподвижной, развернулась кругом, и огромное, больше любой их пушки, орудие снова нацелилось на корабль юношей города магов.
Еще миг – и выпущенное им ядро угодило в самую середину правого борта, сбив одну из пушек с лафетной рамы, как хмельной буян мог бы вышвырнуть из колыбели младенца. Тяжелая пушка покатилась по палубе, круша все на своем пути, а прочие пушки батареи – те, что остались целы, – откликнулись дружным хором огня и железа. Ну а оттого, что разделявшее корабли расстояние сократилось больше чем вдвое (а может, лишь потому, что враг, проявив страх, утратил толику прочности), ядра их зазвенели о башню не вхолостую, не гулко – пожалуй, с этаким глухим, скрежещущим лязгом мог бы лопнуть колокол, возвещающий конец света, и по вороненому, жирно поблескивавшему железу прянули во все стороны рваные трещины.
Тогда юноша, воплощенный из сновидений, закричал в раструб переговорной трубы, веля тем, кто беззаветно нес вахту в машинном отделении и кормил топки колотыми поленьями, швырнуть в огонь вар, как советовала царевна. Поначалу он испугался, что внизу все мертвы либо в грохоте битвы не поняли приказания, но вскоре от корабля их к врагу, укрывая сверкающие на солнце волны протоки, потянулась длинная тень, и юноша, воплощенный из сновидений, поднял взгляд к небу.
Рассказывают, будто некогда, в древние времена, некая маленькая оборванка, рыбацкая дочь, отыскав на песке закупоренную бутылку, сломала печать, вынула пробку – и стала царицей, и царство ее простерлось от льдов до льдов. Казалось, в эту минуту точно такой же дух природных стихий, исполненный первозданной силы, что некогда выковала само мироздание, вырвался на свободу из высоких дымовых труб корабля, закувыркался над волнами в мрачном веселье, разрастаясь под дуновением ветра.
И в самом деле, бессчетные руки окрепшего ветра подхватили его, поволокли сплошной массой к врагу. Однако, пусть даже больше не видя перед собой ничего – ни длинного темного корпуса под железной палубой, ни пасти единственной пушки, в каждом слове которой слышался смертный приговор, – юноши города магов без промедления бросились к орудиям и принялись стрелять по непроглядно-черной завесе. Время от времени пушка врага грохотала в ответ, однако вспышек выстрелов никто разглядеть не мог, и, уж конечно, никто из юношей города магов не видел, куда бьют выпущенные ядра.
Может статься, те ядра, до сих пор никуда не попав, и поныне летят вокруг света в поисках цели.
Стреляли они, пока раскаленные стволы пушек не засияли, словно золотые слитки, едва-едва покинувшие тигель. Тут дым, так долго клубившийся над водой, поредел, а снизу в переговорную трубу прокричали, что вар сожжен без остатка. Тогда юноша, воплощенный из сновидений, приказал прекратить огонь, и те, кто стоял у орудий, замертво рухнули с ног среди множества трупов, не в силах даже попросить воды.
Черная туча таяла, но вовсе не так, как тает на солнце туман, – схожим образом войско, готовое ко всякой напасти, подается под новыми и новыми ударами врага, где отступая, где упорно держа оборону, а где и, пусть малыми силами, атакуя в ответ, хотя, казалось бы, битва уже безнадежно проиграна.
Тщетно искали они врага среди вновь засверкавших на солнце волн: нигде вокруг не было видно ни хищного остроносого корпуса, ни башни, ни исполинской пушки, ни даже жалкой доски или обломка рангоута.
Не торопясь, с осторожностью, словно опасаясь незримой опасности, подошли юноши города магов к тому самому месту, где стоял он на якоре, и заметили сломанные деревья и взрыхленную мощью их ядер землю на берегу островка. Когда корабль оказался именно там, где покачивался на волнах длинный железный корпус врага, юноша, воплощенный из сновидений, скомандовал «стоп», огромные гребные колеса завертелись в обратную сторону, и наконец корабль, в точности как вражеский, замер на воде без движения. Тут юноша, воплощенный из сновидений, подступив к лееру, взглянул за борт, но с таким выражением лица, что все вокруг, даже самые храбрые, поспешили отвести взгляды.
Подняв взгляд, мрачно, решительно хмурясь, ни слова никому не сказав, ушел он к себе в каюту и запер дверь изнутри. Тогда юноша, что был его правой рукой, приказал развернуть корабль, дабы отправиться в обратный путь, к беломраморному куполу царевны Ноктуа, перевязать раненых, запустить помпы и приступить к ремонту всего, что поддается починке. Погибших решено было взять с собой, для погребения в открытом море.