Дорога через прошлое - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Сезин cтр.№ 26

Кроме дзота мы подготовили еще три открытые площадки для смены позиций под огнем. Собственно, из дзота мы старались не стрелять, чтобы не открыть свое местонахождение. Стреляли обычно с открытых площадок. Причиной было то, что дзот наш был с амбразурой, направленной к противнику. Когда открываешь огонь, открываешь и себя ему тоже. За тобой будут охотиться, а стойкость нашего «сарайчика» к огню по амбразуре невелика. В «Чонгаре» наши амбразуры закрывали бронезаслонки в 40 миллиметров. Пули ее не брали, огнеметная струя тоже не пробилась за нее (мой тогдашний первый номер успел закрыть заслонку, оттого мы и не погорели, как куры в духовке). Комендант говорил, что она выдержит и снаряд противотанковой пушки. Со вторым таким же, попавшим в то самое место, уже никаких гарантий, но все же. А у нас тут амбразуру закрывала только деревянная плаха на петлях, которая чисто для маскировки.

Были еще и другие маленькие нюансы вроде отсутствия принудительной вентиляции и отсоса угарного газа, которые и в доте не всегда справлялись, а здесь бороться с угарным газом будет только сквозняк. Жили мы в блиндаже чуть в стороне, потому как в самом дзоте было тесновато – два на полтора метра. То есть набиться погреться еще можно, но вот воевать всем расчетом – нет. Поэтому обычно мы там находились втроем – первый номер, второй номер и подносчик. Начальник же наш когда был с нами, а когда выходил и, как горный орел, обозревал окрестности.

Немецкие снайперы нам не докучали (возможно, их в тамошней дивизии совсем не было), зато пулеметы и ротные минометы старались вовсю. Батальонные вступали в дело только иногда, группой и старались достать наши станковые пулеметы, а просто беспокоящих налетов от них почти не было. Зато их младшие братья действовали активно. Если с немецкими пулеметами мы старались бороться, то как достанешь ротный миномет? Мы – никак, потому наилучший способ борьбы с ними был пассивный, то бишь либо перекрытие, либо побыстрее смыться.

Пулеметы же регулярно портили нам жизнь. Как днем, так и ночью, как прицельно, так и бесприцельно. Просто запустят очередь впритирку к брустверу и прочешут траншею. Кто невовремя высунулся – тот покойник или раненый. Мы тоже устраивали с ними дуэли. Если наш пулемет на открытой площадке и мы видим, что немец безобразничает, то его тоже обстреляем. Немец мог смотаться от греха подальше, а мог и в перестрелку с нами вступить. Были у них такие герои.

У нас было преимущество – щит, хотя иногда его снимали, чтобы лучше замаскироваться. Вот тогда чувствуешь себя как-то неудачно. Вроде как и щит – это не панацея и всех не прикрывает, но сняли – и у тебя ощущение, как у голого, что гуляет возле рассадника комаров. Попадали ли мы в немцев в таких дуэлях – возможно, и да, а точнее пусть скажет кто-то другой. Второй номер смотрит больше на ленту, как она идет и сколько еще осталось. Все остальное – второстепенно. То, что они затыкались и меняли позицию, это однозначно.

Но кроме этого изменения положения были еще две предпосылки. Комсорг батальона подходил и спрашивал, как у несоюзной молодежи, не желаю ли я стать комсомольцем. Но тут камнем преткновения встала моя религиозная позиция. Я, хоть не сильно религиозен и в церкви бываю раз в год, но атеистом не являюсь, поэтому ничего из этого не вышло.

Еще меня наш командир стрелковой роты Шепелев склонял к тому, чтобы я в военное училище пошел. И тут сам виноват: сказал бы, что у меня пять классов образования, когда в списки заносили, так и не спрашивали бы. А так хитрость проявил, но недостаточную: вместо десяти классов, что закончил, сказал, что восемь. В это время, правда, школа разделялась не так, как в наше, и неполное среднее было не восемь классов, а семь. Так что я невольно выступил как человек, что решил учиться и дальше, но не смог. Увы, я хоть в школу и ходил (не без прогулов, правда), сильно себя наукой не нагружал, за что теперь бесконечно стыдно, что, допустим, английского практически не знаю. В памяти остались только те слова, что на панелях управления бытовой техникой есть. По географии приходится регулярно пополнять знания. То есть я каждый раз, будучи за компом, специально изучал материал про один-два города, чтоб хоть иметь представление о стране, в которой я живу, и про те города, где не был и, может, и не буду. Про алгебру вообще молчу. Но, правда, на практике мне ее знания пока ни разу не потребовались. Так что приходилось тратить время на то, на что мог и не потратить. Ах, да, про военное училище. С этим тоже не получилось. Пришлось сказать про глаза, что меня медкомиссия в училище завернет обратно. К командирам ведь требования по здоровью жестче. Ротный, несколько раздосадованный, меня отпустил, а потом ситуация с уходом в пулеметную роту. Я подумал, что теперь его, наверное, своим видом раздражать буду, но ошибся. При встрече никакого неудовольствия от лицезрения меня во взоре не было.

Я уже говорил, что страдал от культурного голода. А как тут быть? Не дом, однако. Кино последний раз смотрел еще в декабре, и был это тот самый «Чапаев». Тут мне вспомнился рассказ про одного ушлого кинопрокатчика, только из более позднего времени. Его посылают в район с уже всеми много раз виденным фильмом «Парень из нашего города». Вот он в каждом населенном пункте и писал афишу: «Состоится кино «Парень из нашего Старгорода». В следующем: «Парень из нашей Ивановки» и так далее. Формально-то он прав, хоть и хитрая зараза.

Книг у меня было две, и я их читал, пока еще был в состоянии. «Золотой теленок» и наставление по «максиму». Правда, и темнело рано, да и надоедало одно и то же читать. Но куда денешься, и свободное время все же случается, хотя столько дел вокруг – и пулемет, и своя винтовка, и работы в траншее, и наряды, и содержание себя в порядке… Хорошо, что забежал в ту хатку и подобрал Ильфа с Петровым. Еще там был учебник арифметики, но ему уже давно пришел печальный конец – раскурили. Некоторые курящие еще и ворчали, что бумага толстовата, но их одергивали, дескать, на дворе декабрь, листьями не воспользуешься, да и другой бумаги нет, радуйтесь тому, что имеется.

Конечно, политинформации нам регулярно проводили, содержимое газет читали и пересказывали, но я привык к большему и постоянно ощущал себя недокормленным новостями. Нельзя сказать, что это было в новинку, но, увы, хотелось бы получше.

Спасение было в пении. Хотя голосом меня природа обделила, да и инструментов в наличии не было, но ведь можно петь и без сопровождения. Здесь к этому относились проще: поет человек знакомую песню – подпоют, незнакомую – послушают. Могут и подбодрить, если слова понравились. Вот со словами были проблемы, потому как в мое время слова песен были не всегда созвучны людям прежних лет, да и не было акустического фона, что маскировал бы разные огрехи автора текста. Поэтому я старался выбирать из современных мне песни разных фолк-групп, какие смог вспомнить. Конечно, песни про ведьм и оборотней – это тоже не совсем созвучно, но хоть понятно и просто. Да и достаточно складно.

Рассказать можно еще многое, про еду и про разговоры в нашем расчете, и про прочее. Но я расскажу вот о чем. В начале июня был какой-то непонятный день. Все время мне страшно хотелось спать, давило на голову, как будто надвигалась гроза. Я невыразимо тупил и своего командира расчета Васильева раздражал этим. Первый номер Максим Новодворов был человеком деликатным, поэтому только вздыхал, ожидая, когда же я полноценно голову задействую. Но кое-как день прошел, и даже при этом со мной ничего страшного не случилось. Видимо, я подозревал, что надо делать все помедленнее, авось кто-то заметит и скажет, что не туда вставляю пружину, и вмешается.