Академия тишины - читать онлайн книгу. Автор: Ефимия Летова cтр.№ 67

Одиннадцать, а не двенадцать! Меня как молнией ударило.

Габ полуобернулся. Неужели почувствовал..? Да нет, скорее всего, хотел сказать: одиннадцать, а не десять, значит, с Ларсом всё в порядке.

Хотелось бы верить.

Остальные слова ректора слились для меня в какой-то бессмысленный шумный комок. Главное я знала и так: слышать в полной тишине, говорить, не исторгая звука. Вот наша жизнь на следующие одиннадцать месяцев. Никто и не сомневался.

Сэр Лаэн оборвал своё выступление, не особо заботясь о логичности и своевременности концовки. Просто подошёл к крайнему в шеренге адепту, явно изрядно оробевшему и ни к каким особым сложностям не готовому, судя по бледному вытянутому лицу, Бри, провёл ладонью по губам. И — двумя ладонями по ушам сверху вниз, к плечам.

Габриэль сжал мою руку, а я его, опять же, нарушая правила. Поднялась на цыпочки и шепнула в ухо: «Я тебя люблю».

Мало ли, когда ещё удастся сказать…

И вдруг замерла, не веря собственным глазам. Последним в шеренге, крайним справа, стоял высокий и бледный, коротко стриженный юноша, который в первый момент показался мне незнакомым. И только моргнув несколько раз, я поняла, что это никто иной, как Ларсен Андерсон, худой и какой-то невероятно болезненный на вид, как будто последние дни он провёл в королевской темнице на допросах, а не на родном хуторе среди семьи. Ларс смотрел прямо перед собой и найти меня взглядом среди других не пытался.

Сухая ладонь сэра Франца Лаэна прошлась по моим губам таким знакомым, но всё равно пугающим прикосновением. А в следующий момент руки коснулись раковин ушей — и мир погрузился в тишину, словно под воду.

Если бы Габриэль не держал меня за руку, наверное, я бы вспыхнула, как сухая бумага.

Иногда мне кажется, что если бы разговорный час после заката вообще бы не сделали, было бы даже лучше. Проще. Слишком он разрывает каждый наш день на "до" и "после".

Первые недели три оказались не то что тяжелы — невыносимы. Кажется, что я не просто не слышу, а у меня голову засунули в жидкий янтарь и дали ему застыть. Она тяжёлая и совершенно непроницаемая, и все силы уходят на то, чтобы удержать её на плечах в вертикальном положении, не дать скатиться на землю, подобно чугунному шару на ненадёжной подставке шеи. Дышать тяжело.

По утрам нас будит комендант мистер Иртен, весьма своеобразным, надо сказать, способом — ветром. Его довольно слабой воздушной магии оказывается вполне достаточно, чтобы распахнуть окно и закружить по-осеннему холодный вихрь посреди жилища несчастного спящего без задних ног второкурсника. Теоретически окно можно глухо закрыть, но на практике риск проспать — с головой, погружённой в жидкий янтарь глухоты — возрастает в разы. Поэтому утро начинается с зябкой прохлады, упрямо проникающей под одеяло. «Извращенец», — написала я Мэй на нашей общательной табличке, а она только вытаращила на меня глаза.

Дальше судорожно выползшие на тёмную сырую улицу второкурсники собираются, разбившись по факультетам, в больших тренировочных аудиториях центрального корпуса, каждый в своей, на медитацию. Не знаю, чем конкретно занимаются жизневики, а мы, непрерывно зевающие и подслеповато щурящиеся последователи мортиферов, хаотично рассаживаемся в пустом зале, прямо на пол, вероятно, подогреваемый сэром Джордасом, несколько подрастерявшим за последнее время свою природную рысью лёгкость, живость и саркастичность. Глядя на главу факультета смерти, мне хочется уложить его в кровать на пару суток — отоспаться. Неудивительно, впрочем, что он такой напряженный и нервный: ежедневно двухчасовая очень и очень ранняя медитация с нами и минимум полтора часа магической практики днём, а ещё первый курс с его медитациями, практиками и лекциями… А может, на личном фронте проблемы, в конце концов, я о сэре Элфанте вообще ничего не знаю.

Хотя, какая тут личная жизнь, с таким-то графиком. Раз в неделю, по воскресениям?

Давно канули в лету мои крамольные мысли о том, что медитация — занятие бессмысленное и ненужное. Определённого состояния, при котором ведущая магическая стихия перестаёт контролироваться разумом и свободно выпрастывается наружу, словно крылья из кокона, одновременно и часть тебя самого, и нечто самодостаточное и отдельное, так просто, без регулярной практики, не достичь. Сэр Джордас наблюдает за нами, неподвижно, словно гигантский стервятник на жёрдочке, умостившись с поджатыми ногами на высокой кафедре, сидеть на которой, в принципе, не полагается. Но ему, первому голосу Академии, правила не были указом.

Иногда он подходит то к одному, то к другому, поправляя магические плетения, если они никак не желают расправляться — или наоборот, останавливая не в меру расходящиеся, дабы не разнести аудиторию к демонам, и, как я подозреваю, не позволяя самым засыпающим отключиться окончательно. Подходит ко всем, в среднем по три раза к каждому из двенадцати за два отведённых на погружение в себя часа. Да, я посчитала! Никто не может обвинить сэра Джордаса Элфанта в недостатке внимания и пристрастном отношении к новенькой рыжей адептке Джейме.

И всё равно… всё равно мне кажется, что он смотрит исключительно на меня. Чувствую его взгляд кожей, с закрытыми глазами, будучи глухой и немой, сквозь плотную ткань одежды, зачарованной от прорывающегося то и дело огня. Не то что бы его внимание как-то особо беспокоило или мешало, и тем не менее… Напоминает о том, что сэр Джордас знал Корнелию Менел, теперь, вероятно, смущаясь нашим несомненным сходством, и его обязательно надо вывести на разговор о ней. Но не сейчас. Позже.

Первые дни я то и дело спотыкалась на ровных местах, на время став неуклюжей, будто ребенок, который только-только учится ходить — или пьяная. Никогда не думала, что слух настолько влияет на ориентацию в пространстве и координацию движения! Всё вокруг казалось таким неправильным, искажённым, испорченным, что я буквально ловила себя на желании заорать, яростно потрясти ветки деревьев с последними листьями, швырнуть на землю чашки, блюдца и чернильницы, поколотить по столешнице книгой, в общем, произвести любые абсурдные действия, которые могли бы поспособствовать появлению звука.

Тишина давит. Невыносимо. В ушах звенит изнутри.

После медитации идёт тренировка тела, ну, как идёт, ползёт скорее. Сэр Доган Муз, бессменный преподаватель физической культуры, как всегда, с голым торсом в любую погоду и любое время года, в комплекте к торсу положено непроницаемое лицо, объясняется с нами самым простым образом — жестами и личным примером. Честно говоря, больше всего он сейчас похож на дрессировщика толпы зомби, не могущих собрать слабые, мёртвые, расползающиеся в разные стороны конечности. Со стороны, вероятно, комично смотрится. Впрочем, смеяться сэр Доган не способен органически. Зато он очень хорошо умеет превратить тренировку в филиал демоновой бездны, чем и занимается ежеутренне с большой ответственностью.

На завтрак я прихожу уже еле живая и ем, не чувствуя толком ни вкуса, ни запаха. Краем глаза отмечаю Джеймса среди незнакомых первокурсников и первокурсниц, его встревоженный, совсем не дурашливый взгляд в мою сторону. Переживает братец. Как обычно, среди учеников факультета смерти больше мальчиков, как обычно, факультеты предпочитают садиться за разные столы, но рядом с моим кошмарищем всё время крутятся девчонки с факультета жизни. Ну, а что, парень он видный, а когда не носится, как угорелый, и не придуривается, так и вовсе ему цены нет. Вижу, как одна из девочек, проследив взгляд Джеймса, ревниво на меня поглядывает, и торопливо отвожу глаза. Вот ещё только не хватало.