Академия тишины - читать онлайн книгу. Автор: Ефимия Летова cтр.№ 145

Не в Приют смятенных духом им. Святого Тимиона. Домой, на хутор.

Отец забрал её на следующий же день после того, как я ему рассказала. К счастью, его работа достаточно стабильна и налажена для того, чтобы иметь возможность находиться с ней почти целый день. Ни словом, ни жестом он не дал понять, что её возвращение ему тяжело или болезненно. Напротив. Я ещё не видела его таким… словно бы светящимся изнутри.

В тот наш крайний визит мы просто сидели в комнате и болтали обо всём на свете. Об учёбе Джеймса в Академии. О старых и новых преподавателях, я их видела, когда мы с Габом приехали-таки за своими дипломами, но не всех. О девушке Джеймса — к моему глубочайшему изумлению, "занудная" Ким всё ещё рядом с ним. Строили предположения о том, кто мог оплачивать пребывание матери в Бриокском приюте: адьют? Или руководство Академии? Или леди Маргарита — последнее предположил Джеймс, и я вдруг подумала, что это тоже вероятный вариант.

Корнелия сидит в моей бывшей комнате, в углу, в кресле, с вязанием в руках и своей любимой шкатулкой на тумбочке рядом. Она всё ещё не говорит ни слова, но выглядит уже не такой бледной, как там, в укрытом ото всех в глухом лесу безмолвном каменном доме.

Сэру Энтони мы ничего говорить не стали. Его жизнь уже устоялась, кроме того… я почему-то думаю, что и Корнелии это не было бы надо.

— До свиданья, мам, — преувеличенно-бодро говорит Джейси и выходит. А я задерживаюсь на несколько мгновений. Подхожу поближе, осторожно провожу пальцами по пушистым ниткам. Это маленький детский носочек. Второй, точно такой же, уже связанный, лежит на столе.

— Сейчас ещё пока рано, — шепчу я. — Джейси нужно закончить Академию, да и, сказать по правде, он такой взбалмошный, рано ему ещё заводить детишек. И мы с Габриэлем не будем спешить. Но однажды… да, однажды, возможно, быстрее, чем я планирую, нам непременно они пригодятся. Обещаю, тебе я расскажу об этом второй. Спасибо, мам. Всё будет хорошо.

Корнелия вдруг откладывает свои неизменные спицы. Я смотрю на неё, а она на меня. Первый раз за всё это время смотрит мне в глаза. Её пальцы вдруг сжимают мои, несильно, но… одобряюще. Вроде как — так оно и будет.

…всё уже хорошо. Не идеально, нет, но идеально оно и не может быть.

И я сжимаю её пальцы в ответ, чувствуя, как язычки огня скачут между нашими ладонями.

Мои.

И её.

Когда человеку плохо, когда человеку очень и очень плохо, он порой ощущает себя нецелым душевно. Продырявленным насквозь.

Иногда это множество мельчайших дырочек, как в дуршлаге, задорно скалящихся мириадами ехидных звёзд. Иногда — одна огромная дырища, всепоглощающая чёрная дыра. Самое первое, что хочется сделать — это заткнуть её чем-нибудь. Невыносимо жить, ощущая себя надорванным, неполноценным.

Я не качусь по наклонной, я просто пытаюсь заткнуть эту дыру чем-нибудь. Это инстинкт самосохранения, а не каприз и не прихоть.

По крайней мере так я говорю самому себе, глядя на осоловелые морды и рожи окружающих меня незнакомых людей. В собственную внутреннюю пустоту я натолкал пахучий, болезненно обжигающий лёгкие дым курительных палочек, совершенно незапомнившееся количество самого и не самого дешевого алкоголя, насквозь фальшивую, но зато навязчивую и громкую мешанину из голосов и звуков, самонадеянно зовущихся музыкой и пением.

Пустота не уменьшалась. Она плотоядно поглощала всё, что я в неё швырял день за днём, ночь за ночью — ночные пешие прогулки, омерзительные тухлые рассветы после бессонных ночей и кровожадно скалящиеся закаты, в предвкушениях оных, но, кажется, становилась только больше.

Ничего не помогало.

Возможно, надо было остаться в Академии, с Джеймсом. И пусть бы он нудил день за днём, точнее, вечер за вечером это своё: "Джейма не могла с ним уйти, Джейма не могла нас бросить ради какого-то старого козла, ты что, первый день её знаешь, Джейма не могла, Джейма не ушла бы сама!", вызывая еще более острое, чем обычно, желание его придушить… пусть! Зато его болтовня в разговорный час хоть чуть-чуть разбивала бы ледяную тишину внутри, а всё остальное время я был бы занят тем, что игнорировал его страдающие и укоряющие взгляды, следил бы за тем, чтобы братец не сбежал…

Был бы чем-то занят.

Но оставаться в Академии было невыносимо. Возвращаться домой, где отец посматривал бы на меня с видом нам-надо-поговорить-я-знаю-что-ты-чувствуешь, было невыносимо! Единственный человек, с которым можно было бы поделиться всем без утайки — Гриэла, но мне не хотелось портить завершение её магистерского курса в Академии Стихий. Единственный нормальный человек в нашей семье имеет право на нормальную жизнь.

Никогда не думал, что я такой слабак. Полное ничтожество.

Я — не думал, а вот братец думал и ещё как, и не уставал сообщать мне об этом всеми доступными способами. Но он не знал всего.

Когда безумная стая мутировавших зубастых ворон неожиданно схлынула, когда вернулся посеревший лицом ректор Лаэн, когда нам сообщили, что Ларс мёртв… главным казалось только одно: один он там, в этой омерзительной куче перемешанных с землёй раздавленных вороньих тел — или нет. Мне было стыдно за всепоглощающее чувство облегчения, которое в первое мгновение окатило меня с головой ледяным пламенем, когда я узнал, что действительно — один. Ларс был моим другом. Но в тот момент я мог думать только об одном.

Джейма жива.

Это единственное, что в тот момент имело значение.

А уже в следующий момент: где она?

Покинуть Академию нам не дали — согнали всех в общежития "до выяснения всех обстоятельств произошедшего". Я единственный оказался без печати, а Джеймс, исцарапанный и взъерошенный, как подравшийся с кошкой воробей, молча метался по комнате, всем своим видом требуя, чтобы я что-нибудь сделал. Джейма не могла уйти сама!

Не могла? Или всё же могла, зная, что в Академии её ждут? Что я, в сущности, знал о своей огненной лукавой Джей Ласки, кроме того, что для меня закрыта дорога в её внутренний мир?

Я не выдержал, усадил братца перед собой и рассказал — то, что смог рассказать. Так, как смог. Изрядно отредактированную версию событий, без подробностей о прошлом — Джеймсу хватило бы и настоящего.

Не думал, что это всё заденет… настолько. Как будто что-то особенное было в том, что твоя любимая девушка увлеклась кем-то другим! Это случается. Это случается со многими. Чувства проходят, люди расстаются. Эла рассказывала со смехом о том, как сама бросала своих многочисленных поклонников. "Лёгкое увлечение ни к чему не обязывает", — наставительно говорила она.

Лёгкое увлечение…

"Кто ты ей? — фыркнула бы Эла. — Не муж. Не жених. Даже не любовник. Никто".

Почему так больно, так невыносимо больно? Это чувство похоже на какую-то томительную тоску из самого раннего детства. Стёртое, смазанное воспоминание о том, как мы куда-то идём всей семьёй.