— Это пустая трата времени, — с горечью произнесла она, наблюдая за тем, как порхает птица среди зданий, где в клетках сидели люди, а железные решетки служили преградой чудовищам, а не птичьим песням. — Он не дурак. Наверняка уничтожил все следы, которые могут привести к Властелину. Он защитил своего нового друга. И вряд ли оставил нам хотя бы какую-то зацепку.
— Может, это и бесполезно, — произнес Дин, шурша бумагами. — Но в высшей степени увлекательно.
— О, да. Думаете, мне так интересно читать, что пишут ему эти безумные женщины? Да меня тошнит от этих откровений.
— Может, в этом все и дело?
Риццоли резко обернулась к Дину. Луч света падал ему на лицо так, что ярко блестел один голубой глаз. Она всегда находила его лицо привлекательным, но сейчас особенно.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вам неприятно читать письма его поклонниц.
— Да меня от них воротит. Неужели не видно?
— Он это понимал. — Дин кивнул на пачку писем. — Он знал, что они вас расстроят.
— Вы думаете, он рассчитывал выбить меня из колеи? Этими письмами?
— Это психологическая игра, Джейн. Он специально оставил эти письма, для вас. Коллекция любовных посланий. Он знал, что вы обязательно приедете сюда после его побега и прочитаете эти признания, адресованные ему. Может быть, он хотел показать вам, что и у него есть воздыхатели. Что вы вот презираете его, а есть женщины, которые им восхищаются, тянутся к нему. Он ведет себя словно отвергнутый любовник: заставляет вас ревновать, пытается вывести вас из равновесия.
— Не морочьте мне голову.
— И его расчет оказался верным, не так ли? Посмотрите на себя. Он так вас возбудил, что вы даже не усидели на месте. Он знает, как манипулировать вами, как свести вас с ума.
— Вы его переоцениваете.
— Разве?
Она жестом указала на письма:
— Вы хотите сказать, что все это для меня? Я что, центр Вселенной для него?
— Так же, как и он для вас, — тихо произнес Дин.
Риццоли уставилась на него, не смея возразить, поскольку только сейчас поняла, насколько он прав. Уоррен Хойт действительно был для нее центром Вселенной. Он был ее мрачным повелителем — и когда являлся в ночных кошмарах, и когда мерещился повсюду днем. В том подвале она как будто получила клеймо его собственности, как бывает со всеми жертвами, и выжечь его было невозможно. Оно отпечаталось на ее ладонях, проросло в душе.
Она вернулась к столу и села, заставив себя продолжить прерванное занятие.
Следующий конверт был с отпечатанным на машинке обратным адресом: доктор Дж. П. О'Доннелл, 1634 Брэттл-стрит, Кембридж, МА 02138. Расположенная по соседству с Гарвардским университетом, Брэттл-стрит была оазисом фешенебельных домов, обителью научной элиты, где профессора университетов и промышленные магнаты на пенсии бегали по утрам по одним и тем же дорожкам и помахивали друг другу из-за аккуратно подстриженных изгородей. И уж никак нельзя было заподозрить, чтобы в таком районе проживал сообщник маньяка-убийцы.
Она развернула письмо, находившееся в конверте. На нем стояла дата шестинедельной давности.
Дорогой Уоррен!
Спасибо за твое последнее письмо и подпись на двух документах. Сведения, которые ты сообщил, очень помогут мне в понимании тех трудностей, с которыми тебе пришлось столкнуться. У меня к тебе еще много вопросов, и очень хорошо, что ты по-прежнему готов встретиться со мной, как мы и планировали. Если ты не возражаешь, мне бы хотелось записать интервью на видеопленку. Ты конечно же понимаешь, что твоя помощь неоценима в моем проекте.
С искренними пожеланиями, доктор О'Доннелл.
— Кто такой этот Дж П. О'Доннелл? — спросила Риццоли.
Дин удивленно взглянул на нее:
— Джойс О'Доннелл?
— На конверте просто значится: доктор Дж. П. О'Доннелл. Кембридж, Массачусетс. По всей видимости, она брала у него интервью.
Он нахмурился, уставившись на конверт.
— Я не знал, что она переехала в Бостон.
— Вы с ней знакомы?
— Она нейропсихиатр. Скажем так, мы с ней встречались по разные стороны баррикад, в зале суда. Адвокаты защиты просто обожают ее.
— Можете не объяснять. Эксперт-свидетель, горой стоит за отъявленных негодяев.
Он кивнул.
— Независимо от того, что натворил ее подопечный, скольких людей отправил на тот свет, О'Доннелл с радостью свидетельствует в его пользу, подводя научную базу.
— Интересно, зачем она пишет Хойту. — Риццоли перечитала письмо. Оно было проникнуто явным уважением, благодарностью за сотрудничество. Она уже заочно невзлюбила доктора О'Доннелл.
Следующий конверт тоже был от О'Доннелл, но письма в нем не было. Вместо этого там были три поляроидных снимка, явно любительских. Два из них были сделаны на улице днем, третий — в помещении. Какое-то мгновение она просто смотрела на них, чувствуя, как поднимаются волосы на затылке, пока взгляд фиксирует то, что отказывается воспринимать мозг. Потом резко отпрянула, и фотографии выскользнули из ее рук, словно раскаленные угли.
— Джейн? В чем дело?
— Это я, — прошептала она.
— Что?
— Она следила за мной, фотографировала меня и посылала снимки ему.
Дин поднялся со стула и подошел к ней, заглянув через плечо.
— Я не вижу вас здесь…
— Смотрите, смотрите. — Она ткнула пальцем в темно-зеленую «Хонду», припаркованную на улице. — Это моя машина.
— Но вы же не видите номеров.
— Я могу узнать свою машину!
Дин взял в руки снимок. На обороте кто-то нарисовал лицо с идиотской улыбкой и приписал синими чернилами: «Моя машина».
Страх уже сковал ее грудь.
— Посмотрите следующий, — сказала она.
Он взял второй снимок. Тот тоже был сделан на улице, при дневном свете, и на нем был запечатлен фасад здания. Ему не надо было объяснять, что это за здание; вчера ночью он был в нем. Он перевернул фото и прочел на обороте: «Мой дом». Под этими словами улыбалось еще одно лицо.
Дин взял третий снимок, который был сделан в зале ресторана.
На первый взгляд, фотография являла собой неудачную композицию, в которой фигурировали почтенные посетители за столиками и официантка с подносом в руках. Риццоли хватило нескольких секунд, чтобы заметить сидящую слева от центра темноволосую женщину, снятую в профиль. Она подождала, пока Дин разглядит ее.
Он тихо спросил:
— Вы узнаете место?
— Кафе «Старфиш».
— Когда сделан снимок?
— Не знаю…