— Второй слушает, — откликнулся Фрост. — Да, мы его видим. Только что проехал мимо… — Пауза. И внезапное напряжение в голосе: — Он притормаживает…
— Что?!
— Тормозит. Похоже, он собирается остановиться.
— Где это? — крикнула Риццоли.
— Стоянка в лесу. Он только что заехал туда!
Это он.
— Корсак, есть! — прошипела она из окна. Она чувствовала, как дрожит от волнения каждый нерв.
Корсак застегнул брюки и вернулся в машину.
— Что? Что?
— Автомобиль только что съехал с Эннекинг… Второй, что он делает?
— Просто сидит в машине. Фары потушены.
Она подалась вперед, сильнее вдавливая в ухо наушник. Время шло, эфир молчал, все затаились в ожидании.
Он проверяет территорию. Хочет убедиться в полной безопасности.
— Ждем указаний, Риццоли, — заговорил Фрост. — Брать его?
Она колебалась, взвешивая все варианты. Опасаясь слишком рано захлопнуть ловушку.
— Постойте, — сказал Фрост. — Он опять включил фары. А, черт, он выезжает со стоянки. Кажется, передумал.
— Он заметил вас, Фрост? Заметил?
— Я не знаю! Он выехал обратно на Эннекинг. Следует в направлении на север…
— Мы спугнули его! — В эту долю секунды в ее голове выкристаллизовалось единственно верное решение. Она рявкнула в микрофон: — Всем постам, вперед, вперед, вперед! Блокируйте его немедленно!
Она запустила двигатель и резко тронула с места. Колеса бешено крутились, оставляя глубокую борозду в мягкой грязи и опавшей листве, ветки деревьев яростно хлестали по лобовому стеклу. Скрип тормозов патрульных машин и вой сирен разорвали ночную тишину.
— Говорит третий. Мы заблокировали Эннекинг с севера…
— Говорит второй. Преследую…
— Он приближается! Бьет по тормозам…
— Блокируйте его! Блокируйте!
— Не атакуйте самостоятельно! — приказала Риццоли. — Дождитесь подкрепления!
— Понял. Его автомобиль остановился. Мы заняли позицию.
К моменту приезда Риццоли Эннекинг-Парквей уже была запружена полицейскими машинами и пестрела огнями мигалок. Риццоли даже зажмурилась от яркого света. Погоня здорово всех взбодрила, и она слышала нотки лихорадочного возбуждения в голосах разгоряченных мужчин. Фрост широко распахнул дверцу задержанного автомобиля, и голова водителя оказалась под прицелом десятка пистолетов.
— Выйти из машины, — скомандовал Фрост.
— Что… что я сделал?
«Выйти из машины». Ночь, проведенная в засаде, вывела из себя даже Барри Фроста, и в его голосе уже звучали угрожающие нотки.
Таксист медленно вылез из машины, высоко подняв руки. Как только его ноги коснулись земли, его быстро скрутили и уложили лицом вниз на капот.
— Что я сделал? — кричал он, пока его обыскивал Фрост.
— Назовите ваше имя! — приказала Риццоли.
— Я не понимаю, в чем дело…
— Ваше имя!
— Виленски. — Он всхлипнул. — Вернон Виленски…
— Проверим, — сказал Фрост, читая водительское удостоверение таксиста. — Вернон Виленски, белый, мужчина, год рождения тысяча девятьсот пятьдесят пятый.
— Совпадает с разрешением на извоз, — подтвердил Корсак, который залез в салон и сверился с бумажкой, прикрепленной к солнцезащитному щитку.
Риццоли огляделась по сторонам, щурясь от яркого света фар, наступавших со всех сторон. Даже в три часа ночи парковая аллея не пустовала и, перекрытая полицейскими машинами, грозила превратиться в гигантскую пробку в обоих направлениях.
Она опять перевела взгляд на таксиста. Схватив его за рубашку, она развернула его лицом к себе и направила луч фонарика прямо в глаза. Перед ней был мужчина средних лет, с поредевшей шевелюрой и морщинистой кожей, еще больше съежившейся под безжалостным светом фонаря. Не таким она представляла себе лицо неизвестного маньяка. Ей слишком часто доводилось смотреть в глаза убийц, и лица этих монстров навсегда остались в ее памяти. Но этот испуганный человечек никак не вписывался в галерею тех образов.
— Что вы здесь делаете, мистер Виленски? — спросила она.
— Я просто… приехал на вызов.
— Какой вызов?
— Какой-то парень позвонил, вызвал такси. Сказал, что у него кончился бензин на Эннекинг-Парквей…
— Где он?
— Я не знаю! Я остановился там, где он должен был ждать, но его там не оказалось. Поверьте, это какая-то ошибка. Позвоните моему диспетчеру! Она подтвердит мои слова!
Риццоли обратилась к Фросту:
— Попросите открыть багажник.
Лишь только шагнув к багажнику, она почувствовала, что ее начинает подташнивать от нехорошего предчувствия. Подняв крышку, она осветила фонариком темное нутро. Секунд пять, которые показались вечностью, она молча смотрела в пустой багажник, и тошнота усилилась, угрожая обернуться полноценной рвотой. Она натянула перчатки. Чувствуя, как полыхает лицо, а грудь сдавливает отчаянием, она стала срывать серую ковровую обивку, под которой обнаружились запасная шина, домкрат и какие-то инструменты. Она никак не могла остановиться; накопившаяся ярость толкала ее вперед, заставляя рвать обшивку, заглядывать в каждую щель. Она была словно сумасшедшая, отчаянно пытающаяся вырваться на свободу из насильственного заточения. Когда рвать уже было нечего, поскольку под руками был голый металл, она обреченно уставилась в пустоту, отказываясь мириться с тем, что и так бросалось в глаза, — неоспоримым доказательством того, что она проиграла.
Инсценировка. Это была инсценировка, чтобы отвлечь нас. Но от чего?
Ответ пришел с пугающей скоростью. По рации передали вызов:
— Десять-пятьдесят четыре, десять-пятьдесят четыре, кладбище Фэйрвью. Всем патрулям, десять-пятьдесят четыре, кладбище Фэйрвью.
Она встретилась взглядом с Фростом, и это мгновение обернулось для них обоих осознанием страшной реальности. Десять-пятьдесят четыре. Код убийства.
— Оставайтесь с таксистом! — приказала она Фросту и бросилась к своей машине. В этом месиве ее машина, по счастью, оказалась с краю, так что вырулить было несложно. Уже вставляя ключ в зажигание, она все продолжала ругать себя за собственную глупость.
— Эй! Эй! — раздался крик Корсака. Он бежал рядом с машиной и барабанил в дверь.
Она притормозила лишь на секунду, которой ему хватило, чтобы впрыгнуть и захлопнуть за собой дверь. Тогда она выжала в пол педаль акселератора, так что бедняга Корсак едва удержался на сиденье.
— Какого черта? Вы что, хотели оставить меня? — заорал он.
— Пристегнитесь.