— А как насчет большеберцовых костей?
Она шагнула к изножию стола и взяла одну из самых длинных костей. Рассматривая ее, она все больше хмурилась. Потом схватила другую такую же кость и положила рядом.
— Двустороннее genu varum, — взволнованно произнесла она. — Возможно, пятнадцать градусов. Не знаю, как так получилось, что я этого не увидела.
— Вы сосредоточились на переломе. Этот стержень слишком бросался в глаза. А искривление теперь редко кто замечает. Разве что такие старики, как я.
— И все равно непростительно. Я должна была сразу заметить. — Айлз замолчала, ее взгляд скользнул вверх, к грудной клетке. — Странно. Совсем не вяжется с состоянием зубов. Как будто мы имеем дело с совершенно разными людьми.
В их разговор вмешался Корсак:
— Может, поделитесь с нами своими соображениями? Что вам кажется странным?
— У этой жертвы отмечается genu varum, — начал доктор Пепе. — Проще говоря, О-образное искривление ног. Большеберцовые кости выгнуты на пятнадцать градусов. Это вдвое больше нормы.
— Ну и что вы так разволновались? Подумаешь, кривые ноги вовсе не редкость.
— Дело не только в кривых ногах, — объяснила Айлз. — Речь идет и о состоянии грудной клетки. Посмотрите, какой угол образуют ребра с грудной клеткой. У нее типичный pectus excavatum, или «грудь сапожника». Неправильное строение костей и хрящей вызывает такой эффект проваленной груди. Если этот провал значительный, могут появиться проблемы с дыханием, сердечной деятельностью. В данном случае он небольшой, так что, возможно, не вызывал никаких симптомов. Да и внешне это было вряд ли заметно.
— Это связано с атипичным строением костей? — спросила Риццоли.
— Да. Дефект костного метаболизма.
— О каком заболевании идет речь?
Айлз заколебалась и посмотрела на доктора Пепе.
— Что-то у нее рост маловат.
— Каков показатель Троттера-Глезера?
Айлз достала рулетку и измерила длину бедра и большеберцовой кости.
— Примерно сто пятьдесят пять сантиметров. Плюс-минус семь.
— Итак, мы имеем pectus excavatum. Двустороннее genu varum. Маленький рост. — Он удовлетворенно закивал головой. — Кое-какие выводы напрашиваются.
Айлз взглянула на Риццоли.
— У нее в детстве был рахит.
Рахит. Слово было почти забытое. Для Риццоли оно неизменно ассоциировалось с босоногим детством в трущобах, орущими младенцами и беспросветной нищетой. Иная эпоха, окрашенная в тусклые краски. Рахит — слово, которое совершенно не сочеталось с женщиной, имеющей три золотые коронки и выправленные ортодонтом зубы.
Габриэль Дин тоже заметил это явное противоречие.
— Я всегда думал, что причиной рахита является недоедание, — сказал он.
— Да, — подтвердила Айлз. — Недостаток витамина Д. Большинство детей получают его либо с молоком, либо на солнце. Но если ребенок недоедает или мало бывает на солнце, возникает дефицит этого витамина. Это влияет на метаболизм кальция и формирование костей. — Она сделала паузу. — Честно говоря, я впервые вижу такие четкие признаки рахита.
— Приглашаю вас на раскопки, — сказал доктор Пепе. — Я покажу вам множество таких примеров из прошлого столетия. В Скандинавии, на севере России…
— Но сегодня? В Штатах? — удивился Дин.
Пепе покачал головой.
— Совершенно нетипичный случай. Судя по деформации костей и маленькому росту, я бы предположил, что этот индивидуум проживал в бедности. По крайней мере в детстве и юности.
— Но это никак не вяжется с безупречным состоянием зубов.
— Вот именно. Потому-то доктор Айлз и заметила, что здесь как будто два совершенно разных человека.
Ребенок и взрослый, подумала Риццоли. Она вспомнила свое детство в Ревере, душный маленький домик, который арендовала ее семья. Там было так тесно, что ей даже негде было уединиться, поэтому приходилось забираться под крыльцо. Она вспомнила тот короткий период, когда отца уволили, испуганный шепот, доносившийся из родительской спальни, ужины из консервированной кукурузы и картошки. Слава богу, тяжелые времена длились недолго; через год отца взяли на работу, и на столе вновь появилось мясо. Но соприкосновение с бедностью навсегда оставляет след в душе и во многом определяет будущее: все трое Риццоли выбрали себе карьеру со стабильными заработками: Джейн — в правоохранительных структурах, Фрэнки — в военно-морских силах, Микки — в почтовом ведомстве.
Она посмотрела на скелет и сказала:
— Из нищеты в роскошь. Такое бывает.
— Прямо как у Диккенса, — заметил Дин.
— Точно! — воскликнул Корсак. — Малютка Тим.
Доктор Айлз согласно кивнула.
— Да, Малютка Тим страдал от рахита.
— А потом жил счастливо, потому что старый Скрудж оставил ему деньжат, — сказал Корсак.
Но ты не стала счастливой, подумала Риццоли, глядя на останки. Теперь уже это были не обезличенные кости; в сознании Риццоли начал вырисовываться портрет. Она представила себе девочку с кривыми ножками и впалой грудью, которая растет в грязи и нищете. Потом увидела ее уже подростком, в линялых поношенных блузках с разномастными пуговицами. Может, уже тогда было что-то необычное в этой девочке? Решимость в глазах, гордо вскинутый подбородок, словно заявляющие о том, что она достойна лучшей жизни и будет за нее сражаться?
Потому что женщина, в которую она превратилась, жила уже в совершенно другом мире, где за деньги можно было сделать себе ровные зубы и золотые коронки. Удача или тяжкий труд, а может, внимание нужного человека помогли ей подняться наверх. Но бедное детство навсегда осталось в ее костях, кривых ногах и проваленной грудине. Как и свидетельства некогда перенесенной травмы — спицы в левом бедре и поврежденный позвоночник.
— Судя по дорогостоящей стоматологии и возможному социальному статусу женщины ее отсутствие не останется незамеченным, — сказала доктор Айлз. — Она мертва вот уже два месяца как минимум. Есть вероятность того, что она уже включена в базу данных Информцентра.
— Да, в числе сотни тысяч других, — заметил Корсак.
Информационно-криминологический центр ФБР составлял базу данных по всем пропавшим без вести, и неопознанные останки можно было проверить на наличие сходных признаков.
— А у нас нет ничего? — спросил Пепе. — Может, какие-то открытые дела по пропавшим без вести?
Риццоли покачала головой.
— Нет, по Массачусетсу ничего нет.
* * *
Хотя и предельно уставшая, она все равно не могла заснуть. Один раз встала, чтобы проверить замки на двери и защелку на окне, которое выходило на пожарную лестницу. А через час послышался какой-то шум, и она представила, что это Уоррен Хойт идет по коридору, направляясь к ней в спальню со скальпелем в руке. Она схватила с тумбочки пистолет и стала напряженно вглядываться в темноту.