— А что за семейные проблемы?
— У него нет семьи. Его единственная тетка умерла в феврале.
Габаритные огни слились в сплошное красное пятно. Мур заморгал и отвернулся, чтобы Слипер не заметил его слез.
Уоррен Хойт жил в Норт-энд, лабиринте узких улочек и домиков из красного кирпича, составлявших колорит старого Бостона. Этот район считался безопасным во многом благодаря неусыпному контролю со стороны итальянского населения, владевшего в этом округе бизнесом. И вот здесь, на улице, по которой прогуливались ничего не подозревавшие туристы и горожане, проживал настоящий монстр.
Квартира Хойта находилась на третьем этаже кирпичного дома. Несколько часов назад бригада криминалистов уже обшарила это место в поисках улик, и, когда Мур, войдя внутрь, увидел распахнутые шкафы и почти пустые полки, у него возникло ощущение, будто жилище уже покинула душа его хозяина. Он понял, что не найдет ничего, что подскажет ему, где искать Уоррена Хойта.
Из спальни вышел доктор Цукер.
— Здесь что-то не так, — сказал он, обращаясь к Муру.
— Хойт — тот, кого мы ищем? — перебил его Мур.
— Не знаю.
— Так что мы все-таки имеем? — Он перевел взгляд на Кроу, который стоял в дверях.
— Мы сделали слепок с подошвы обуви. Восемь с половиной, соответствует отпечаткам, найденным на месте убийства Ортис. Собрали несколько волосков с подушки — короткие, светло-русые. Тоже похожи. Кроме того, обнаружен длинный черный волос на полу ванной. Длиной до плеч.
Мур нахмурился.
— Здесь была женщина?
— Может, подружка.
— Или очередная жертва, — заметил Цукер. — О которой мы пока не знаем.
— Я беседовал с хозяйкой, она живет этажом ниже, — продолжил Кроу. — В последний раз она видела Хойта сегодня утром, когда он вернулся с работы. Она не знает, где он сейчас может находиться. Думаю, вы и сами догадываетесь, в каких красках она его расписала: «Прекрасный квартирант. Тихий мужчина, никогда не доставлял хлопот».
Мур взглянул на Цукера.
— Что вы имели в виду, когда говорили, что здесь что-то не так?
— Нет инструмента. Его машина припаркована возле дома, но там тоже ничего нет. — Цукер жестом указал на почти пустую гостиную. — Вид у этой квартиры какой-то нежилой. В холодильнике почти нет продуктов. В ванной — кусок мыла, зубная щетка и бритва. Как в отеле. Это место для ночлега, не более того. Непохоже, чтобы в этой квартире он заново переживал свои фантазии.
— И все-таки он живет здесь, — не согласился Кроу. — Его почта приходит на этот адрес. В шкафу висит его одежда.
— Но в этой квартире отсутствует самое главное, — многозначительно сказал Цукер. — Его трофеи. Их нигде нет.
Ощущение ужаса охватило Мура. Цукер был прав. Хирург вырезал у каждой жертвы анатомический трофей; он должен был их где-то хранить, чтобы любоваться своим мастерством. Возбуждаться в перерыве между охотами.
— У нас пока нет полной картины, — заявил Цукер и повернулся к Муру. — Мне нужно осмотреть место работы Уоррена Хойта. Его лабораторию.
Барри Фрост сел за компьютер и набрал на клавиатуре имя пациентки: «Нина Пейтон». На экране появились данные.
— Этот компьютер и есть его рабочее место, — сказал Фрост. — Здесь он находит своих жертв.
Мур уставился на экран монитора, не веря своим глазам. Вокруг гудели аппараты, звонили телефоны, сновали лаборанты с пробирками. И в этом стерильном мире нержавеющей стали и белых халатов, в мире, предназначенном для исцеления, Хирург тихонько охотился за добычей. С этого компьютера он мог вызвать имя любой женщины, чья кровь или биологическая жидкость подвергалась анализу в лаборатории «Интерпат».
— Это лучшая диагностическая лаборатория в городе, — пояснил Фрост. — Сдайте кровь в любой клинике Бостона или в частном кабинете врача, и с большой долей вероятности она окажется на исследовании именно здесь.
«Именно здесь, у Уоррена Хойта».
— У него был ее домашний адрес, — произнес Мур, бегло просматривая информацию по Нине Пейтон. — Место работы. Возраст, семейное положение…
— И диагноз, — подсказал Цукер, ткнув пальцем в два слова на экране: «сексуальное нападение». — Именно за этим Хирург и охотится. Это его заводит. Эмоционально травмированные женщины. Женщины с клеймом изнасилования.
Мур уловил нотки возбуждения в голосе Цукера. Эта игра явно занимала профессора, для него она была своеобразным состязанием умов. Наконец он получил возможность проследить тактику оппонента, оценить степень его гениальности.
— Вот здесь он все и планировал, — продолжал Цукер. — Держа в руках их кровь. Узнавая их самые постыдные тайны. — Он выпрямился и оглядел лабораторию, как будто видел ее впервые. — Вам никогда не приходило в голову, что лаборанту все про вас известно? — задал он вопрос. — Подставляя ему свою руку и позволяя всадить иголку в вену, вы открываетесь ему со всеми своими секретами. Ваша кровь все про вас расскажет. Умираете ли вы от лейкемии или СПИДа. Выкурили вы сигарету или выпили стакан вина в последние несколько часов. Принимаете ли вы прозак от депрессии или виагру от импотенции. Он держал в своих руках самую суть женщины. Он мог изучить ее кровь, прикоснуться к ней, почувствовать ее запах. А она об этом даже не догадывалась. Она и не знала, что часть ее тела находится в руках незнакомца.
— Жертвы не знали его, — подвел итог Мур. — Никогда не видели.
— Но Хирург знал их. Причем знал очень близко. — Взгляд Цукера светился лихорадочным блеском. — Хирург совершенно не похож ни на одного серийного убийцу, с которым мне приходилось сталкиваться. Он уникален. Он остается невидимым, поскольку выбирает добычу, не видя ее. — Он уставился на ряды пробирок на прилавке. — Эта лаборатория — поистине территория охоты. Вот как он находит их. По крови. По их душевной боли.
Когда Мур вышел из здания медицинского центра, ночной воздух впервые за последнее время показался ему прохладным. Значит, в Бостоне уже не так много женщин откроют на ночь окна, и добычи для охотника станет меньше.
«Но сегодня Хирург не выйдет на охоту. Сегодня он будет занят своей последней жертвой».
Мур резко остановился возле своей машины и какое-то время стоял, парализованный отчаянием. Может, в эту минуту Уоррен Хойт тянется к скальпелю. Вот сейчас…
Он расслышал приближающиеся шаги. Усилием воли Мур заставил себя обернуться, чтобы взглянуть на человека, остановившегося рядом в тени.
— Он забрал ее, да? — произнес Питер Фалко.
Мур кивнул.
— Боже, о Боже! — Фалко с тоской посмотрел в ночное небо. — Я проводил ее до машины. Она была рядом со мной, и я отпустил ее домой. Я позволил ей уехать…
— Мы делаем все возможное, чтобы найти ее. — Это была дежурная фраза. Даже произнося ее, Мур чувствовал пустоту своих слов. Так говорили полицейские, когда дело было плохо, когда почти не оставалось надежды на успех.