Но когда я думаю о Троянской войне, мне вспоминается не деревянный конь и не скрежет мечей, и даже не тысяча черных кораблей под парусами. Нет, я вижу перед собой безжизненное тело девушки, вижу ее отца, который стоит рядом, сжимая в руках окровавленный нож.
Благородного Агамемнона со слезами на глазах.
Глава 7
— Пульс есть, — сказала медсестра.
Кэтрин уставилась на мужчину, лежавшего на операционном столе. От ужаса у нее пересохло в горле. Железный штырь длиной не менее фута торчал из груди несчастного. Одному студенту-медику уже стало плохо от этого зрелища, а трое медсестер стояли, испуганно разинув рты. Штырь глубоко засел в грудной клетке и ритмично вздымался в такт сердцебиению.
— Что у нас с давлением? — спросила Кэтрин.
Ее голос, казалось, привел всех в движение. Руку пациента тут же обмотали лентой аппарата для измерения давления и принялись закачивать воздух.
— Семьдесят на сорок. Пульс поднялся до ста пятидесяти!
— Открывайте обе капельницы на полную!
— Готовьте торакотомию…
— Кто-нибудь, срочно вызовите сюда доктора Фалко. Мне понадобится помощь. — Кэтрин надела стерильный халат и натянула перчатки. Ее ладони уже были скользкими от пота. Тот факт, что штырь пульсировал, говорил о том, что его конец проник близко к сердцу или, хуже того, уже впился в него. Самое неверное, что она могла сделать, — это вытащить инородный предмет. Тогда откроется дыра, и пациент в считанные минуты скончается от полной кровопотери.
Бригада скорой помощи, прибывшая на вызов, приняла правильное решение: они начали внутривенное вливание, интубировали жертву и доставили в операционную со штырем в груди. Остальное теперь зависело от врача.
Кэтрин уже потянулась за скальпелем, когда двери в операционную шумно распахнулись. Она подняла взгляд и вздохнула с облегчением, увидев Питера Фалко. Он замер на мгновение, глядя на грудную клетку пациента, из которой, словно кол, загнанный в сердце вампира, торчал металлический стержень.
— Не каждый день такое увидишь, — сказал он.
— Давление на пределе! — крикнула медсестра.
— На обходной анастомоз времени нет. Я начинаю, — сообщила Кэтрин.
— Я с тобой. — Питер обернулся и непринужденным тоном произнес: — Могу я попросить халат?
Кэтрин быстро сделала передненаружный разрез, который должен был обеспечить доступ к жизненно важным органам грудной полости. Сейчас, когда рядом был Питер, она чувствовала себя спокойнее. И дело было даже не в лишней паре умелых рук, а в самом Питере. В том, как он входил в операционную и молниеносно оценивал ситуацию. В том, что никогда не повышал голоса, не поддавался панике. У него было на пять лет больше, чем у нее, опыта работы на передовой травматологической хирургии, и в самых безнадежных ситуациях, подобных этой, его мастерство было особенно очевидным.
Питер занял свое место у операционного стола напротив Кэтрин, и его голубые глаза сосредоточились на сделанном ею разрезе.
— Отлично, док. Нам еще не смешно?
— Пупки надорвали от смеха.
Он приступил к делу. Его руки и руки Кэтрин работали слаженно, вторгаясь в грудную клетку едва ли не с грубой силой. Они не раз оперировали вместе, их действия были отработаны до автоматизма. Каждый четко знал, что от него потребуется в следующий момент.
— Что за история? — спросил Питер. Брызнула кровь, и он спокойно щелкнул гемостатическим зажимом, перекрывая источник кровотечения.
— Строительный рабочий. Оступился и упал на стройплощадке, напоролся на штырь.
— Подпортил тебе день рождения. Ретрактор, пожалуйста.
— Ретрактор.
— Как у нас с кровью?
— Ждем первую отрицательную, — ответила медсестра.
— Доктор Мурата здесь?
— Его бригада вот-вот будет, чтобы начать шунтирование.
— Что ж, дело за малым. Что с нашим пульсом?
— Синусовая тахикардия, сто пятьдесят. Одиночные экстрасистолы.
— Верхнее упало до пятидесяти!
Кэтрин бросила взгляд на Питера.
— Мы не дотянем до шунтирования, — сказала она.
— Тогда давай посмотрим, что нам остается.
Когда они заглянули в открытую полость, воцарилась внезапная тишина.
— О Боже, — пробормотала Кэтрин. — Он в предсердии.
Кончик штыря проколол сердечную стенку, и с каждым сокращением мышцы выплескивалась свежая кровь, скапливаясь в грудной полости.
— Если мы вытащим штырь, здесь будет настоящий потоп, — сказал Питер.
— Он и так потерял много крови.
— Верхнее едва улавливается! — воскликнула медсестра.
— Хо-кей, — произнес Питер. В его голосе не было и намека на панику. И ни тени испуга. Он обратился к одной из медсестер: — Не могли бы вы передать мне катетер Фолея с баллоном на тридцать кубиков?
— Простите, доктор Фалко, вы сказали — Фолея?
— Именно. Для дренирования мочевого пузыря.
— И нам понадобится шприц с десятью кубиками солевого раствора, — сказала Кэтрин. — Стойте рядом, будете вводить. — Им с Питером не нужно было объяснять что-либо друг другу; они без слов понимали, в чем состоит замысел.
Питеру передали катетер Фолея, предназначенный для дренирования мочевого пузыря. Они же собирались использовать его в совершенно иных целях.
Он взглянул на Кэтрин:
— Ты готова?
— Начали.
У нее бешено забился пульс, когда Питер взялся за железный штырь. Она смотрела, как он осторожно вытаскивал его из сердечной стенки. Как только штырь был вынут, из места прокола хлынула кровь. В тот же миг Кэтрин вставила в рану катетер.
— Накачивайте баллон! — отдал команду Питер.
Медсестра ввела шприц, впрыскивая десять кубиков солевого раствора в баллон катетера.
Питер оттянул катетер, втискивая баллон и прижимая его к внутренней стенке предсердия. Поток крови остановился. Лишь тонкая струйка сочилась из отверстия.
— Параметры? — выкрикнула Кэтрин.
— Систола по-прежнему на пятидесяти. Принесли плазму. Подвешиваем.
Кэтрин взглянула на Питера и увидела, как он подмигнул ей из-за стекол защитных очков.
— Разве не весело было? — сказал он. И потянулся за зажимом с кардиальной иглой. — Хочешь исполнить почетную миссию?
— Спрашиваешь.
Он передал ей иглодержатель. Ей предстояло стянуть края раны, затем вытащить катетер и залатать дыру полностью. Накладывая глубокие швы, она чувствовала на себе одобрительный взгляд Питера. Чувствовала, как горит ее лицо в предвкушении успеха. В душе она уже знала: этот пациент будет жить.