– Впечатлений все равно хватит надолго, – заверил его Брунетти.
Аплодисменты наконец стихли, и на другой стороне сцены они увидели Флавию в сопровождении двух охранников. Брунетти помахал ей рукой, но певица не заметила этого и ушла со своими «телохранителями». Тяжело стоять на ногах так долго, поэтому полицейские спросили у рабочего сцены, где тут бар, и последовали его инструкциям. Дважды они свернули не туда, но в конце концов нашли то, что искали, заказали два кофе и стали слушать чужие комментарии. Брунетти не уловил ничего сто́ящего, а вот Вианелло внимательно прислушивался, словно что-то полезное в этой болтовне все-таки было.
По наблюдательным постам они разошлись за пять минут до начала третьего акта. Леса, за которыми прятался Брунетти, трансформировались в лестничный пролет, ведущий на крышу замка Сант-Анджело, так что он лишился своего укрытия. Комиссар побродил в темноте по закулисью, пока не нашел место, с которого хорошо просматривалась крыша, где предстояло играть актерам.
Через минуту охранники сопроводили Флавию к ступенькам, ведущим наверх, на замковую стену, и подождали, пока она не поднимется, после чего разошлись по разные стороны сцены.
Главных героев ожидала смерть, но действие тем не менее открылось нежными флейтами и рожками, и церковным колокольным перезвоном. Спокойствие ночи постепенно перетекало в день. Брунетти усилием воли отвлекся от игры света и посмотрел на занятый в процессе техперсонал. Многие стояли, запрокинув голову, чтобы видеть происходящее на крыше замка – на самом верху декорационной конструкции.
Брунетти, который стоял сбоку, видел бо́льшую часть площадки, где предстояло развиваться событиям третьего акта. Над ним возвышалась огромная фигура архангела с мечом, в чью честь замок и был назван. С этого места комиссару были видны также деревянный каркас, поддерживавший декоративную стену, и приставленная к ней со стороны арьерсцены платформа с гидравлическим подъемным механизмом. Она была устелена мягким пенополистиролом. Сюда с метровой высоты предстояло упасть Тоске. Разумеется, и сама платформа, и механизм были скрыты от зрителей. Да и сверху, со стены, их тоже сложно было рассмотреть. От платформы к полу вела лесенка, чтобы чудом воскресшая Тоска могла спуститься по ней и вовремя выйти на поклон.
Комиссар наблюдал за тем, как на сцене разворачивается новое действо: тенор поет свою арию, на сцену выбегает Тоска. Время от времени Брунетти приходилось отвлекаться, чтобы посмотреть по сторонам – не происходит ли за кулисами ничего странного, нет ли опасности. Сверху послышались выстрелы: там умирал Марио, о чем Тоска еще не догадывалась. Терпеливо, спокойно она дожидалась, пока плохие люди уйдут, чтобы умолять Марио поскорее подняться… Но Марио мертв. Музыка словно сходит с ума. Тоска в панике, Тоска кричит. Музыка вторит ей, снова и снова. Героиня бросается влево, и Брунетти видит ее высоко наверху, на краю замковой стены, как она оглядывается, вскидывает руку, в то время как другая ее рука безжизненно повисает вдоль тела. О Скарпиа! Нам Бог судья! – и Тоска прыгает навстречу смерти.
Громкие аплодисменты заглушили шаги Брунетти, занавес скрыл от аудитории то, как он обошел фрагмент декорации, изображавшей пейзаж, и приблизился к платформе с пенополистиролом и лесенкой. Что-то стукнуло, и с платформы свесилась нога в туфле. Отбросив другой ногой край платья, чтобы не мешал, Флавия начала спускаться.
Брунетти подошел ближе и громко позвал ее, надеясь все же перекричать доносившиеся и сюда аплодисменты:
– Флавия! Это я, Гвидо!
Она обернулась, посмотрела вниз, внезапно замерла, вцепившись в перила лесенки, потом прижалась лбом к перекладине.
– Что-то не так? – спросил он. – Что с тобой?
Флавия подняла голову и стала очень медленно спускаться. Уже стоя ногами на полу, она повернулась к нему: глаза закрыты, одна рука все еще цепляется за лесенку. Потом Флавия открыла глаза и сказала:
– Я боюсь высоты.
И только теперь отпустила лестницу.
– Прыгать на этот матрас труднее, чем спеть целую оперу. Каждый раз я умираю от страха.
Брунетти не успел ей ответить: парень с сумкой, в которой лежали инструменты, возник между Флавией и механизмом, поднимавшим платформу к краю замковой стены. То, что он был лет на двадцать моложе певицы, не помешало ему одобрительно улыбнуться ей и сказать:
– Знаю, синьора, вы терпеть этого не можете! Давайте я опущу платформу и увезу всю эту махину подальше.
Продемонстрировав им металлическое кольцо с набором ключей, парень приступил к работе.
Флавия моментально изобразила улыбку и сказала, удаляясь в сторону занавеса:
– Это очень любезно с вашей стороны!
Брунетти покачал головой: даже в этой ситуации она оставалась очаровательной.
– Слава богу, спектакль окончен и ты цела и невредима, – сказал он.
Флавия забыла об улыбке, и та исчезла, отчего лицо певицы сразу стало напряженным и усталым.
– Это было чудесно, – добавил комиссар и кивнул в сторону зрительного зала, откуда доносился рокот рукоплесканий и криков. – Они ждут тебя!
– Тогда я лучше пойду, – отозвалась Флавия, поворачиваясь на шум. И, положив руку ему на плечо, произнесла: – Спасибо, Гвидо!
27
Они с Вианелло стояли в левой части кулис, пока певцы кланялись. Баритон, тенор и сопрано выходили на сольный поклон поочередно, по мере важности своей партии в спектакле, и аплодисменты нарастали соответственно. Флавия появилась последней – что было, по мнению Брунетти, и понятно, и справедливо. Через щель в занавесе он наблюдал за ее первым сольным выходом. Розы на сцену не падают – уже хорошо!
Зрители хлопали и хлопали, и этот шум сливался в закулисье со стуком молотков и чьих-то тяжелых шагов. Стук прекратился задолго до аплодисментов, но когда стали затихать и они, помреж, тот самый парень с двумя мобильными, с которым полицейские разговаривали ранее, сделал знак певцам и дирижеру, чтобы они больше не выходили. Он поздравил всех с удачным спектаклем, подытожив:
– Вы прекрасно поработали, мальчики и девочки. Спасибо всем, и, надеюсь, до встречи на следующем спектакле!
Хлопнув в ладоши, помреж произнес:
– Все свободны! А теперь дружно – ужинать!
Заметив Брунетти с Вианелло, помреж подошел к ним.
– Простите мою грубость, синьори, но я пытался предотвратить катастрофу, и у меня не было времени поболтать.
– Предотвратили? – спросил Брунетти.
Зрители хлопали все тише, пока совсем не перестали.
– Сначала я думал, что да, – поморщился помреж, – а потом получил эсэмэску и все мои надежды пошли прахом!
– Сочувствую, – сказал комиссар, которому этот персонаж, несмотря ни на что, был симпатичен.
– Мне приятно это слышать, – отвечал помреж, – но, как я уже упоминал, я работаю в цирке и вокруг – сплошные хищники.