– Белые – потому что в перчатках?
– Да.
– Спасибо, – сказал комиссар. – Что-то еще?
– Как видите, машина д’Истриа стоит задним бампером к стене. Когда он открыл багажник, а это случилось минут через пятнадцать, на него напали. Багажник оставался открытым, до тех пор пока не приехала скорая.
– Есть новости из больницы? – поинтересовался Брунетти.
– Я звонила им в восемь, и мне сказали, что пациент отдыхает в палате.
– Я подожду до десяти часов и позвоню его жене, – произнес комиссар и задал новый вопрос: – В котором часу на него напали?
– В службу спасения позвонили без двух минут три, то есть через двадцать минут после того, как кто-то закрыл камеру.
– Что было у пострадавшего с собой? – спросил Брунетти.
– О чем конкретно идет речь?
– Рядом с ним что-нибудь нашли? Портфель, сумку?
– Минутку, я проверю, – отозвалась синьорина Элеттра. Пауза была короткой. – Да, спортивную сумку с двумя теннисными ракетками.
– Спасибо! – сказал Брунетти и тут же добавил: – Пожалуйста, постарайтесь узнать, не подвозило ли такси примерно в то же самое время женщину от станции «Академия» к Пьяццале-Рома.
– Женщину? – переспросила синьорина Элеттра.
– Да.
– Я поняла, – сказала она. – Постараюсь это выяснить.
И секретарша прервала соединение. Если тот, кто напал на Фредди, достаточно изучил его привычки и видел, как он выходит с теннисными ракетками, лежащими в сумке, вывод напрашивался сам собой. В теннис венецианцы обычно играют на материковой части, значит, Фредди направлялся в гараж на Пьяццале-Рома. Может, он встретил друга и они посидели в баре или кафе, или ему пришлось подождать трамвайчик, или он просто решил пройтись: сколько угодно поводов задержаться в пути, чтобы кто-то другой успел его опередить и приехать в гараж раньше. Главное – знать, куда направляется объект, и быстро перемещаться по городу.
Брунетти еще раз набрал номер синьорины Элеттры.
– Необходимы еще видеозаписи из этого паркинга. С этой камеры и со всех других, которые показывают тот участок, где машины заезжают и выезжают. И с тех, которые направлены на выходы из лифтов и лестниц нужного нам этажа. Возможно, мы ищем женщину, которая попала в поле зрения одной из этих камер, но к машинам не подходила. Которая осмотрелась и ушла. И которая была в гараже в день нападения и, если нам повезет, в интересующее нас время.
Подумав немного, комиссар спросил:
– Какая формулировка указана в судебном ордере?
– Нам должны быть предоставлены видеозаписи, – быстро ответила синьорина Элеттра. – С камер, ведущих съемку территории, на которой припаркован автомобиль жертвы. – После паузы она продолжила: – Обожаю язык закона.
Проигнорировав ее последние слова, Брунетти сказал:
– Хорошо! Напомните владельцам паркинга эту формулировку и попросите записи за последние три недели.
– Кому-то нужно будет их просмотреть, – сказала синьорина Элеттра.
Ее ответ навел Брунетти на новую мысль.
– Ваша забастовка окончена?
Она засмеялась.
– Да, с сегодняшнего утра.
– Почему?
– Кто-то из сотрудников Альвизе в свободное время перечитал свидетельские показания протестующих, а потом и расспросил их лично. И выяснилось, что один из них заснял на видео, как «жертва» спотыкается о шест, к которому крепился плакат.
Брунетти, прекрасно знакомый с ее манерой подачи информации, понял: грядет финал.
– А на заднем плане – Альвизе, метрах в трех от упавшего. Еще нашли двоих, тех, кто был вместе с парнем, что снимал, и они тоже подтвердили: их товарищ споткнулся, упал и ударился головой.
– Вот вам и жестокость полицейских, – сказал Брунетти. – Означает ли это, что Альвизе восстановлен в должности?
– С сегодняшнего дня. Лучше и придумать невозможно.
– Это почему?
– Тетушка вчера забрала Франческу Сантелло домой, в Удине. Я уж и не знала, к какой работе приспособить Альвизе…
– А что отец девушки? – спросил комиссар.
– Позвонил мне, как только посадил дочь и ее тетю на поезд. Сказал, что театральные служащие перешептываются – не уточнил, о чем именно, но мы и так догадываемся, – и он хочет, чтобы Франческа побыла за городом, пока все не утрясется.
Приятно было сознавать, что эта девушка если и не в полной безопасности, то хотя бы далеко от Венеции.
– Почему бы не поручить Альвизе просмотреть записи с паркинга? – предложил Брунетти.
Синьорина Элеттра на время затихла, и он подождал, пока она оценит трудность этой задачи для такого исполнителя.
– Хорошо, – сказала наконец секретарша. – Это он сможет.
– Видеоматериалы перешлют на ваш компьютер или их кто-то принесет? – спросил комиссар.
Она вздохнула или ему это послышалось?
– Перешлют на компьютер, комиссарио!
– Сможете организовать Альвизе рабочее место для просмотра?
– Ассистент Боккезе в отпуске. Может, Альвизе разрешат воспользоваться свободным рабочим местом и компьютером? Он ему симпатизирует.
– Кто из них симпатизирует Альвизе – Боккезе или его ассистент? – машинально уточнил Брунетти, которого живо интересовали все альянсы в квестуре.
– Боккезе.
– Отлично! Почему бы вам не спросить сначала у него, чтобы Альвизе смог начать, как только поступят записи?
– Слушаюсь, дотторе! Сейчас же ему позвоню!
И синьорина Элеттра прервала разговор.
Было время, в самом начале его карьеры, когда, если нужно было разыскать кого-то в городе, приходилось обзванивать гостиницы и пансионаты и описывать внешность этого человека, а если такие сведения имелись, то и его национальность. Около сотни заведений гостиничного типа – сто звонков. Теперь же найти кого-либо в паутине отелей, арендуемых квартир, круизных судов, пансионов, гостиниц типа «кровать и завтрак», легальных и нелегальных, не представлялось возможным. Одному Господу известно, сколько их в Венеции, где они расположены, кто ими управляет и сколько там сейчас постояльцев. «Эта женщина может быть где угодно», – подумал Брунетти.
Вытянувшись в кресле и закинув руки за голову, он утонул в размышлениях. Желания… Жестокость… Флавия попыталась объяснить ему что-то о поклонниках и их странных порывах, но Брунетти не усматривал в этом агрессии: им всего лишь хотелось заслужить хорошее отношение со стороны того, кем они восхищались. А кому этого не хочется? Или, может, жизнь слишком щедра к нему? Единственная женщина, которую он желал так, что мысль о невозможности заполучить ее причиняла ему физическую боль, – это Паола, с которой они поженились и которая теперь была частью его самого. Он желал наилучшего ей и их общим детям. Уже и не вспомнить, кто из философов дал такое определение любви, однако ничего лучше Брунетти не слышал.